Птица не упадет - Уилбур Смит (1977)

— Спускайте! — крикнул хронометрист, и мужчины одновременно сорвали с псов намордники, сняли поводки и усеянные шипами ошейники; собаки оказались на свободе и без защиты.

Чарлз повернулся и торопливо выбрался из ямы, но Дирк еще несколько секунд ждал, не желая упустить ни секунды из столкновения собак.

Доберман продемонстрировал свою скорость — пронесся по арене и встретил Чаку на его территории; он бежал, перебирая длинными ногами, наклонившись вперед, так что покатая спина распрямилась во время бега.

Он цапнул Чаку за голову, ударом белоснежных зубов разорвал кожу под одним глазом, но не вцепился в нее.

Чака тоже не вцепился в противника; в момент соприкосновения он повернулся и, используя плечо и силу своего приземистого тела, лишил более крупную собаку равновесия, прервав нападение. Кайзер перевернулся бы, но его удержала и спасла стена ямы, потому что Чака едва не впился в него смертельной хваткой.

Кайзер, однако, устоял и, быстро переместив центр тяжести, восстановил равновесие; он попробовал вцепиться в морду Чаки, но промахнулся — пятнистая собака увернулась; Кайзеру удалось только разорвать противнику ухо — несколько капель темной крови упало на песок.

Кровь текла по морде Чаки от глаза до уха; он опять наскочил на Кайзера плечом, вложив в это всю силу.

Более крупная собака отскочила, приседая, чтобы встретить удар плечом, и кинулась вперед, чтобы схватить противника, но толпа завопила, заметив ее ошибку.

— Вали его! Вали! — орал Чарлз с потемневшим, как перезрелая слива, лицом: его собака ухватила толстые складки свисающей кожи за плечом Чаки и с ворчанием рвала ее.

— Фас, Чака! Фас! — кричал Дирк, легко балансируя на парапете. — Твоя очередь, мальчик!

Стиснув челюсти, доберман слишком высоко поднимал голову, его шея и голова оставались неуравновешенными. Он продолжал терзать кожу противника, но та тянулась, как резиновая, не позволяя по-настоящему ухватиться, использовать вес тела и свалить пятнистого терьера.

Меньшая собака, казалось, не чувствует укусов, хотя Кайзер порвал небольшую артерию и фонтан крови заблестел в свете фонарей, как розовое перо фламинго.

— Вали его! — снова натужно закричал Чарлз, стискивая кулаки; с его подбородка капал пот.

— За брюхо его! За брюхо! — призывал Дирк, и его собака прорвалась под грудь доберману, приподняв его, так что передние лапы Кайзера оторвались от земли; Чака широко раскрыл пасть и вонзил клыки в голую блестящую темную кожу ниже ребер.

Доберман завизжал, разжал челюсти и резко дернулся. Клыки Чаки разорвали ему брюхо, и в разрыве показались влажные лиловые кишки, но попытка терьера впиться в горло не удалась — ощеренные собаки стукнулись зубами, развернулись и стали кружить.

Теперь головы обеих превратились в кровавые маски, глаза быстро моргали, потому что их заливала кровь из ран, шерсть на мордах слиплась от черной крови, кровь заполнила пасти и окрасила зубы в розовый цвет, она текла из углов челюстей, и пена на мордах тоже порозовела.

Они сталкивались еще дважды, и всякий раз столкновение начинала меньшая собака, Чака, но всякий раз доберман уворачивался от прямого удара в грудь; инстинкт подсказывал Чаке, что надо непременно вцепиться в горло.

Чака при этом был дважды ранен, зубы противника разорвали его кожу и проникли в тело до кости, так что когда во время следующего нападения он промахнулся и врезался в стену, на выбеленной стене появилась широкая полоса крови.

Доберман сгорбился от раны в животе; он выгнул спину от боли, однако не утратил проворства и гибкости и не пытался больше ухватить и держать противника, но наносил глубокие раны и, как опытный боксер, удерживал противника на дистанции.

Чака терял слишком много крови; кружа по арене, он впервые вывалил язык, закапала окрашенная кровью слюна, и Дирк выругался, увидев этот признак слабости и неминуемого поражения.