Птица не упадет - Уилбур Смит (1977)

Марк сложил рукопись и снова спрятал в карман ранца. Чай закипел, и он добавил в него консервированного молока и коричневого сахара.

Дуя на чашку, чтобы остудить чай, и потом прихлебывая сладкую жидкость, он обдумывал прочитанное. Крутой скальный откос, трудный подъем в пределах слышимости выстрела от того места, где он сидит… груда камней, возможно, с деревянным крестом, который давно могли сожрать термиты.

В его распоряжении месяц, но он сомневался, что этого времени ему хватит. При таких скудных указаниях поиск может затянуться на годы, если не вмешается счастливый случай.

Но даже если повезет, он не знал, что будет делать дальше. Прежде всего нужно найти, где похоронили старика. Отыскав могилу деда, он будет знать, что делать.

Вначале Марк принялся обходить хребты и скалы южного берега. Десять дней он непрерывно поднимался и спускался по рваному краю водоема, идти против зерен природной геологической формации было трудно, и к концу этого срока Марк стал худым, как борзая, а руки и ноги у него подрумянились на солнце, как хлеб в печи, подбородок же покрылся темной жесткой щетиной. Штанины изодрала жесткая трава с острыми, как бритва, краями, а также шипы кустов, остроумно названых «держи-дерево»; все это очень затрудняло продвижение.

В бассейне реки в изобилии водились птицы, и даже в жаркий полдень воздух звенел от их криков, от печального мелодичного свиста лесного голубя или пронзительного клекота белокрылого коршуна-рыболова, кружившего высоко над головой. Ранним утром и в прохладные вечера буш оживал, расцвеченный мельканием пестрых перьев: алой грудки прекрасной нарины трогон, названной одним из путешественников прежних лет именем готтентотской красавицы, металлических вспышек оперения птицы сури, когда она зависает над цветами буйволовых вьюнков, маленьких пестрых дятлов, которые яростно стучат белыми головами, увенчанными красными кардинальскими шапочками, а у реки чернели длинные хвостовые перья бархатных ткачей. Все это облегчало долгие часы поиска, и сотни раз в день Марк останавливался, очарованный, чтобы несколько драгоценных мгновений разглядывать окружающее.

А вот крупных животных он видел редко, хотя следы их пребывания находил. Большие блестящие шары помета куду были рассеяны на тайных тропах этих антилоп в лесу; высохшие испражнения леопарда с торчащей из них шерстью бабуинов — следами последнего убийства; там и сям большие развороченные груды помета белых носорогов, целые горы, накопившиеся за долгие годы, потому что эти загадочные существа ежедневно возвращаются, чтобы испражняться в одном и том же месте. Остановившись у груды такого помета, Марк улыбнулся, вспомнив, как дед объяснял, отчего носороги так боятся дикобразов и почему всегда разбрасывают свой помет.

Однажды, давным-давно, носорог взял у дикобраза иглу взаймы, чтобы зашить шкуру, порванную шипами колючего кустарника. Когда работа была закончена, носорог, держа иглу в зубах, принялся восхищаться ею и нечаянно проглотил.

Конечно, он тут же убежал, чтобы спастись от мести дикобраза, и теперь всегда разбрасывает свой помет, надеясь отыскать проглоченную иглу.

Старик на радость мальчику знал сотни таких рассказов, и Марк снова ощутил свою близость к нему: его решимость найти могилу деда окрепла, он перевесил винтовку на другое плечо и начал подъем на очередной хребет.

На десятый день, отдыхая в густой тени на краю поляны, поросшей золотой травой, он впервые увидел крупную дичь.

На дальнем краю поляны появилось небольшое стадо изящных светло-коричневых антилоп импала, которое возглавляли три внушительных самца. Животные осторожно паслись, каждые несколько секунд застывая в полной неподвижности; только их большие, похожие на совок уши двигались, когда они прислушивались, нет ли опасности, и, принюхиваясь, беззвучно дергались их черные носы.