Ярость - Уилбур Смит (1987)

Глядя на них, Мозес чувствовал нервный холодок того ужаса, который на протяжении двухсот лет эти люди внушали остальным племенам Африки, и, чтобы подавить его, пел и топал так же громко, как окружавшие его «буйволы». В день своей свадьбы Мозес Гама отринул все манеры и обычаи запада и легко вернулся к своим африканским корням, его сердце билось в унисон с пульсом этого жестокого материка.

Из рядов зулусов против него вышел боец, великолепный мужчина с полоской леопардовой шкуры на лбу – свидетельством того, что он царского рода. Это был один из старших братьев Виктории Динизулу. Мозес знал, что перед ним квалифицированный юрист с обширной практикой в Эшове, столице Зулуленда, но сегодня он явился перед ним африканцем, свирепым и угрожающим, и начал giya – танец вызова.

Он прыгал, и вертелся, и выкрикивал хвалы себе и своей семье, бросая вызов целому свету и тем людям, что стояли против него, а за ним его товарищи били дубинами по обтянутым шкурами щитам, и этот звук был подобен далекому грому; этот звук слышали в последний миг миллионы жертв, это был похоронный звон для свази и коса, буров и британцев в те дни, когда импи Чаки, и Дингаана, и Сетевайо опустошали землю от Исандлавана, Холма Малой Руки, где семьсот британцев погибли, потерпев одно из самых страшных поражений, какое Британия познала в Африке, до «Места плача», на языке буров Weenen, названного так в знак траура по женщинам и детям, погибшим под тот же страшный гул барабанов, когда импи перебрались через реку Тугела, до тысяч других забытых и безымянных мест гибели множества разных племен от рук зулусов.

Но вот зулусский боец, покрытый потом и пылью, тяжело дыша, вернулся в ряды товарищей, и настал черед giya Мозеса. Он вышел из рядов «буйволов» и высоко подпрыгнул. Леопардовая шкура развевалась. Его тело было черным, как свежевырубленный уголь, а глаза и зубы белели, блестя на солнце, как зеркала. Голос его громом отражался от откоса, усиленный эхом, и хоть стоящие перед ним люди не понимали слов, звучавшие в них угроза и сила были ясны, а каждый жест выдавал высокомерие. Зулусы заворчали и начали наступать, а у «буйволов», разгоряченных примером Мозеса, закипела кровь, они готовы были броситься вперед и сразиться со своим традиционным врагом, осуществить кровную месть, которая тянется сотни лет.

В самый последний миг, когда насилие и смерть разделял один удар сердца, а в воздухе повис гнев, густой, как статическое электричество в самую сильную летнюю грозу, Мозес Гама неожиданно прекратил танец и встал перед зулусами, как статуя героя, и так велика была сила его личности, так поразительно его обаяние, что удары по щитам и гневные крики стихли.

В наступившей тишине Мозес Гама сказал по-зулусски:

– Я принес плату за невесту! – и высоко поднял дубину, давая знак пастухам, шедшим за отрядом.

Мычащее стадо, добавляя пыли к поднятой танцорами, двинулось вперед, и настроение зулусов сразу изменилось. Тысячу лет, с тех пор как они потекли с севера на юг по свободным от мухи цеце коридорам, племена нгуни, те самые, что под водительством черного императора Чаки стали зулусами, были скотоводами. Скот был их богатством, их сокровищем. Они любили скот, как другие любят жен и детей. Почти с того самого дня, как научались ходить без помощи, мальчики ухаживали за стадами, каждый день с рассвета до сумерек пасли их в вельде, устанавливали со скотом контакт и почти мистическое взаимопонимание, ценой жизни защищали стадо от хищников, разговаривали с животными, присматривали за ними и знали каждое в отдельности. Говорят, король Чака знал каждую корову в своих стадах, насчитывавших сотни тысяч голов, сразу узнавал, кого не хватает, и спрашивал, давая подробное описание; он без колебаний приказывал палачам тяжелыми дубинами со свинцовыми головками разбить голову даже самому маленькому пастушку, уличенному в преступном небрежении.