Ярость - Уилбур Смит (1987)

– Ну, дорогая, благодарю за помощь, – сказал Шаса Таре, когда они возвращались домой через высокогорный проход Готтентотской Голландии. – Дело, считай, в шляпе.

– Интересно было наблюдать за нашей политической системой в действии, – ответила Тара. – Все жокеи слезают с лошадей и подгоняют тебя.

День выборов в Южном Боланде стал простым подтверждением уже одержанной несомненной победы, и, когда подсчитали голоса, выяснилось, что Шаса переманил на свою сторону по меньшей мере пятьсот бывших сторонников Объединенной партии; это, к радости руководителей партии, значительно усилило ее большинство. По мере того как поступали сведения об итогах выборов со всей страны, делалось ясно, что это общая тенденция. Впервые значительное количество англоговорящих избирателей отвернулось от партии Сматса. Националисты получили 103 места, Объединенная партия – 53. Обещание сильного бескомпромиссного правительства принесло свои плоды.

В Родс-Хилл Сантэн устроила танцевальный вечер для ста пятидесяти избранных гостей, чтобы отпраздновать вхождение Шасы в новое правительство.

Они кружились под звуки «Голубого Дуная», и Сантэн сказала Шасе:

– Мы снова поступили правильно и в нужное время, chеri. Все еще может осуществиться.

И негромко запела бушменскую песню, сочиненную к рождению Шасы:

Стрелы его долетят до звезд,

И когда люди будут произносить его имя,

Оно будет слышно далеко.

Куда бы он ни пошел,

Он всюду будет находить хорошую воду.

Щелкающие звуки бушменского языка, похожие на треск веток или шаги в грязи, вызывали ностальгические воспоминания о том времени, когда они вместе были в Калахари.

* * *

Шасе нравился парламент. Он был подобен закрытому мужскому клубу. Ему нравилось великолепие белых колонн и высокомерно оформленных холлов, экзотическая плитка на полу, обшивка стен и зеленая кожаная обивка депутатских кресел. Он часто останавливался в лабиринте коридоров и восхищался картинами и бюстами знаменитых людей: Мерримена и Луиса Боты, Сесила Родса и Линдера Стара Джеймса, героев и разбойников, государственных деятелей и авантюристов

[46]. Они творили историю этой страны. Но потом он напоминал себе:

«История – это река, не знающая конца. Сегодняшний день – тоже история, и я один из ее творцов. – Шаса представлял свой портрет, который когда-нибудь будет висеть среди остальных. – Надо заказать портрет, – подумал он. – Пока я еще в хорошей форме. Повешу его в Вельтевредене, но включу особый пункт в завещание».

Как у министра, у него теперь был в парламенте свой кабинет, тот самый, которым пользовался Сесиль Родс, когда был премьер-министром Капской колонии; впоследствии здание парламента расширили и увеличили. Шаса за свой счет заново обустроил и обставил кабинет. Поставщики древесины, фирма из Книсны

[47], отделали стены панелями из местной дикой оливы, зернистой, с замечательным атласным блеском. Шаса повесил на эти панели четыре своих лучших пейзажа кисти Пернифа, а на столе под ними поставил статуэтку бушмена, созданную Ван Воувом

[48]. Хотя Шаса старался использовать исключительно искусство Южной Африки, ковер был изысканнейшим зеленым уилтоном

[49], а письменный стол в стиле Людовика XIV.

Было странно в первый раз занять в парламенте место на правительственных скамьях: это было зеркальное отражение его привычного места. Он не обращал внимания на враждебные взгляды бывших коллег, улыбнулся только, когда Блэйн выразительно подмигнул ему, и, пока спикер парламента читал молитву, Шаса разглядывал людей, с которыми отныне связал судьбу.