Вторая мировая война - Энтони Бивор (2013)

На Орловско-Тульской дороге Гроссман не смог удержаться, чтобы не посетить имение Толстого в Ясной Поляне. Там он застал внучку Толстого, которая готовила имущество дома и музея к эвакуации ввиду приближения немцев. Он тут же вспомнил отрывок «Войны и мира», в котором старый князь Болконский вынужден покинуть свой дом в Лысых Горах во время подхода наполеоновской армии. «Могила Толстого, – записывает Гроссман в своем блокноте. – Вдруг воздух нaполнился воем, гудением, свистом – нaд могилой шли нa бомбежку Тулы «юнкерсы» в сопровождении «мессеров». Сырaя, вязкaя земля, сырой, недобрый воздух, шуршaние под ногaми осенних листьев. Стрaнное, тяжелое чувство!». Следующим посетителем после их отъезда стал генерал Гудериан, который выбрал это место для того, чтобы обустроить в нем свой штаб для наступления на Москву.

Лишь несколько советских дивизий избежали окружения под Вязьмой на северном участке фронта. Меньший Брянский котел на поверку оказался большей катастрофой – более 700 тыс. солдат были там убиты или взяты в плен. Немцы ощущали близкую победу, их возбуждало быстрое продвижение вперед. Дорога на Москву была почти не защищена. Вскоре немецкая пресса стала трубить о полной победе над большевиками, и от этого стало не по себе даже честолюбивому генерал-фельдмаршалу фон Боку.

10 октября Сталин приказал Жукову взять на себя командование Западным фронтом Конева и остатками Резервного фронта. Жукову удалось убедить Сталина, что Конева (который позже стал его великим соперником) лучше бы сохранить, чем делать козлом отпущения. Сталин поручил Жукову удерживать линию фронта в Можайске, всего в сотне километров от Москвы, на Смоленском шоссе. Чувствуя масштабы бедствия, Кремль приказал строить новую линию обороны. На рытье окопов и противотанковых рвов были призваны четверть миллиона мирных жителей, в основном женщин. Многие из них погибли, когда немецкие истребители на бреющем полете расстреливали беззащитных людей, строивших укрепления.

Дисциплина стала еще строже. Заградительные отряды НКВД готовы были расстреливать всех, кто отступал без приказа. «Они использовали страх для преодоления страха», – объяснял офицер НКВД. В Особых отделах НКВД (с 1943 г. – «СМЕРШ») уже допрашивали офицеров и солдат, вышедших из окружения. Всех, кого считали трусом или подозревали в контакте с врагом, расстреливали или отправляли в штрафные роты. Там их ожидали смертельно опасные задания – например, атака противника через минные поля. Уголовники из лагерей также призывались как штрафники, при этом они часто до последнего оставались уголовниками. Даже если сотрудник НКВД убивал какого-нибудь уголовного авторитета выстрелом в висок, это оказывало лишь временное воздействие на других бандитов.

Другие группы НКВД расследовали в полевых госпиталях случаи возможного членовредительства. Так называемых самострелов и левшей – тех, кто выстрелил себе в левую руку в наивной попытке избежать участия в бою, немедленно расстреливали. Служивший в Красной Армии польский хирург позднее признавался, что ампутировал руки таким юношам только для того, чтобы спасти их от расстрела. С заключенными, находившимися в тюрьмах НКВД, обходились еще хуже. По приказу Берии были расстреляны 157 видных заключенных, в том числе сестра Троцкого. Других уничтожали, просто бросая в камеру ручную гранату. Лишь в конце месяца, когда Сталин сказал Берии, что его теории заговора – это чушь, карательная «мясорубка» сбавила обороты.