Вторая мировая война - Энтони Бивор (2013)

Паника и грабежи подогревались необоснованными слухами о том, что немцы уже у ворот города. Перепуганные работники партаппарата рвали свои партийные билеты – поступок, в котором многие из них раскаются позднее, когда НКВД восстановит порядок, и они будут обвинены в преступном пораженчестве. Утром 16 октября Алексей Николаевич Косыгин вошел в здание Совнаркома, где работал заместителем председателя СНК. Он обнаружил, что двери не заперты, секретные документы разбросаны по полу, в пустых кабинетах трезвонят телефоны. Предполагая, что звонят граждане, пытаясь вияснить, действительно ли правительство выехало, он снял трубку: какой-то чиновник спрашивал, сдадут ли Москву.

С улиц исчезла милиция. Как и в Западной Европе годом ранее, Москву охватил десантный психоз. Наталья Гессе, ковыляя на костылях после операции, оказалась «окруженной толпой, подозревающей, что я сломала ноги, прыгнув с парашютом из самолета». Многие из мародеров были пьяны. Они оправдывали свои действия тем, что лучше забрать побольше продуктов и имущества, прежде чем все захватят немцы. Движимые паникой толпы на вокзале пытались штурмовать отправляющиеся поезда. То были «человеческие водовороты», в которых детей отрывали от их матерей. «То, что происходило на Казанском вокзале не поддается описанию», – свидетельствует Илья Эренбург. Немногим лучше было положение на западных вокзалах Москвы, где на носилках вдоль платформ лежали сотни раненых, брошенных без всякой медицинской помощи. Женщины в отчаянии искали среди них сыновей, мужей или женихов.

Сталин, выехав за стены Кремля, был в шоке от увиденного на улицах города. Было введено осадное положение, на улицах появились патрули НКВД, которые расстреливали на месте мародеров и дезертиров. Порядок был восстановлен самыми суровыми мерами. Сталин решил, что останется в Москве, и об этом объявили по радио. Этот шаг, сделанный в самый критический момент, произвел огромный эффект. Массовая паника сменилась всеобщей решимостью отстоять город любой ценой. Это было явление, подобное резкой перемене настроения защитников Мадрида во время Гражданской войны в Испании, за пять лет до описываемых событий в Москве.

Подчеркивая необходимость секретности, Сталин заявил Государственному Комитету Обороны, что торжества по случаю годовщины Октябрьской революции все же будут проведены. Некоторые члены ГКО были ошеломлены. Но и они признали, что демонстрация стране и всему миру непоколебимой стойкости Москвы стоит такого риска. В «канун годовщины революции» Сталин выступил с речью, которая транслировалась из огромного роскошного зала станции метро «Маяковская». Он обратился к примеру великих, но не особенно пролетарских, героев русской истории – Александра Невского, Дмитрия Донского, Суворова и Кутузова. «Немецкие захватчики хотят войны на уничтожение. Хорошо. Они получат ее!»

Это выступление ознаменовало возвращение Сталина в советское сознание после нескольких месяцев, когда его имя избегали соотносить с бедствиями отступления. «Я просмотрел подшивки старых газет с июля по ноябрь 1941-го, – напишет Илья Эренбург много лет спустя, – имя Сталина едва упоминается».

Теперь имя вождя стало неразрывно связано с мужественной обороной столицы. На следующий день, 7 ноября, Сталин принял парад с пустого мавзолея Ленина на Красной площади, когда сквозь падающий снег колонна за колонной мимо него проходили части Красной Армии, которые отправлялись с парада на северо-запад, прямо на фронт. Хитрый Сталин предвидел эффект этого представления и побеспокоился, чтобы событие было снято на кинопленку для иностранной и советской кинохроники.