Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи - Батист Болье (2013)

– Один пальнул себе в голову, все лицо снес. Остался жив.

Она рассмеялась.

– Другой наелся каустической соды. Теперь будет питаться через соломинку ad vitam aeternam[33].

Она рассмеялась.

– Еще один привязал веревку к суку: трахея раскрошилась, как кусок мокрого мела.

Она рассмеялась.

– Одна открыла газ в квартире. Шестьдесят процентов тела – в ожогах третьей степени, к тому же оглохла от взрыва.

Она рассмеялась.

Я дружу с ней давно, но такой смех услышал впервые. За ним что-то скрывалось.

Когда тебе двадцать семь, смерть – это что-то немыслимое. Выбор простой: сдаться или притворяться. Анабель, выбрав второй вариант, стала делать то, что умеет лучше всего, – притворялась, что смеется. Но ее прекрасные зеленые глаза не обманывали.

Я схватил ее за руку и приказал:

– А теперь, красотка, потанцуем! Или хотя бы сделаем вид!

Когда тебе двадцать семь, ты танцуешь и занимаешься любовью. Когда тебе двадцать семь и ты обучаешься медицине, ты танцуешь и занимаешься любовью на вулкане.

Ночью,

в общежитии интернов

Что касается любви, то тут мы с Бланш очень похожи: когда ты спишь со многими, у тебя нет никого; когда у тебя нет никого – значит, никого нет. В обоих случаях ты одинок.

Дверь с цифрой 6, комната Бланш. Увидев меня, она не удивилась.

– Значит, говоришь, моя сексуальность – незрела я? Может, растолкуешь, что к чему?

Я думал о пациентке из седьмой палаты, Бланш это знала. Если она сейчас ничего не сделает, я разревусь прямо на пороге, как последний засранец.

Она схватила меня за шкирку и втащила в комнату. Дверь захлопнулась.

Иногда нужно жить, и это срочно. “Потом” может быть поздно.

День шестой

Suzanne и Mr. Bojangles

в исполнении Нины Симон

Я работал весь день.

Столько пациентов! Женщины, мужчины, десятки жизней и столько же лиц. Все они были похожи на пациентку из седьмой палаты.

Она впала в кому.

Шестая ночь: дежурство

Wait

M83

17 часов,

глядя на больницу

Напрасно я бил чечетку и развивал нечеловеческую активность, мне так и не удалось выкинуть из головы странность этой конструкции, выстроенной по вертикали.

Я снова вспомнил о маленьком трактате индийской мудрости. Брахман указал бы на шестой этаж и заявил на санскрите:

– Посмотрите вверх. Видите эти души? Они не воспаряют в небеса, подгоняемые легким ветерком, они вылетают в окно, на секунду-другую зависают то здесь, то там, исполненные нерешительности, вялые, отяжелевшие от предыдущей жизни. Потом, невесомые и величественные, они молниеносно опускаются на землю, просачиваются сквозь крыши машин скорой помощи, потом сквозь натянутую кожу рожениц, и там, в теплом напряженном животе, где возникла жизнь, они встречаются с телом малыша и растворяются в нем, от родничка до крошечных пальчиков на ногах.

17 часов,

кабинет амбулаторного приема

К Амели на прием пришла Мари.

Шестьдесят лет, старообразная стрижка, клипсы, потрепанный шелковый платок от Шанель, обмотанный вокруг шеи.

Но все это не имело никакого значения.

Амели мягко пошутила по поводу ее внешнего вида.

– Я хичкоковская героиня, – усмехнувшись, пояснила Мари.

– Инъекции нормально переносите?

– Лучше не бывает! – И добавила: – Мне сказали, что ваша работа посвящена таким, как я. Можете записать: теперь я счастлива и обрела покой. Так и отметьте. Я нашла свое место.

Амели покачала головой: все надеются в один прекрасный день найти свое место.

– Когда я появилась на свет, случилась ошибка. Сейчас она потихоньку исправляется. Когда все закончится, я наконец позабуду все плевки, издевки, унижения и оскорбления.