Чаша и крест - Нэнси Бильо (2013)

Я перевела взгляд на Монтегю, который тоже смотрел, как ведут его сына. На худом лице барона сверкали большие глаза. Правую руку он сунул в камзол. Я догадалась, что он там нащупывает кинжал. Но Дадли тоже не спускал с барона глаз и следил за каждым его движением.

Я быстро подошла к Монтегю.

— Не надо, — прошептала я. — Дадли только этого и ждет. Он же провоцирует вас.

Монтегю сделал вид, что не слышит, но руку из-под камзола все-таки вынул.

Подойти к отцу юному Поулу не позволили. Солдаты заявили, что якобы наверху он оказывал им сопротивление и поэтому арестован. Между бароном и его сыном встали двое солдат.

А вот Эдварду разрешили подойти к Генри.

— Я ничего не понимаю. Папа, что происходит? — спросил он жалобным детским голосом.

Кортни-старший крепко обнял его и прижал к себе.

— Но детей-то зачем арестовывать? — невольно вырвалось у меня. А слово, как известно, не воробей…

— У меня есть на это письменный приказ, подписанный лично его королевским величеством, — отозвался Дадли.

— Но ведь это ужасно, это постыдное и чудовищное злодеяние!

— Барон, — медленно, с расстановкой сказал Дадли, обращаясь к Монтегю, — на вашем месте я бы посоветовал своей невесте попридержать язык.

На меня это замечание подействовало, чего не скажешь о Монтегю, который в ответ поинтересовался:

— Скажите, Дадли, а сколько вам самому было лет, когда вот так же пришли арестовывать вашего отца?

Язвительное замечание Монтегю попало в цель. Дадли сжал зубы, скулы его напряглись.

— Пять, — ответил он сквозь зубы и отвернулся к коридору, ведущему к большой зале. — А-а, вот и они, наконец!

Оттуда в сопровождении солдат вышли сэр Эдвард Невилл и Гертруда Кортни, на лицах обоих проступал страх, который они безуспешно пытались скрыть. Так, значит, и жена Генри тоже арестована. Все семейство Кортни будет отправлено в лондонский Тауэр.

Никогда не забуду, как испугалась Гертруда, когда увидела своего сына в объятиях отца. Маркиза вдруг заморгала, покачнулась, побледнела, как мел. Я подумала, что она сейчас упадет в обморок. Но Гертруда овладела собой и прошла вперед, словно бы и не заметив нас с бароном. Меня окутало облако ароматов: апельсин, ромашка и розмарин. С трудом передвигая ноги, она подошла к мужу и сыну. Генри нежно обнял ее. Эдвард заплакал еще громче. Так и стояли они, тесно обнявшись, как одно дерево с тремя сросшимися стволами.

— Ее не надо, это леди Поул, — сказал Дадли, указывая на Констанцию, которая с широко раскрытыми от ужаса глазами подходила к нам. — Эту даму ни в коем случае арестовывать нельзя.

— Интересно почему? — громко спросил Монтегю.

— Ее муж, сэр Годфри Поул, предоставил следствию важнейшие улики, убедившие короля в том, что существуют основания учинить вам допрос как государственным изменникам.

— Нет, нет, нет! — вскричала леди Поул и тут же расплакалась.

— Этого не может быть, — сказал Генри Кортни, все еще обнимая жену и сына.

— Дадли, вы пытали моего брата? — спросил Монтегю, и лицо его потемнело. — Если да, то вы дорого за это заплатите, клянусь Девой Марией.

Но уполномоченный короля по-прежнему сохранял завидное хладнокровие.

— Я не палач, барон. В прошлом году король назначил меня вице-адмиралом своего флота. Я командую кораблями и матросами, а не подонками из Тауэра. А отвечая на ваш вопрос, скажу, что сэр Годфри Поул сделал свое заявление по доброй воле.

Барон Монтегю раздраженно фыркнул.

Леди Поул плакала все громче. Дадли протянул руку в сторону отца Тимоти, стоявшего в противоположном углу вместе с Чарльзом и Франсуа.

— Эй вы там! Вы, кажется, их духовник? Уведите прочь леди Поул и больше не пускайте ее сюда. — Дадли произнес это таким пренебрежительным тоном, что у меня не осталось никаких сомнений: он — ярый противник старой веры. Должно быть, ему доставляло большое удовольствие арестовывать католиков.