Лорд Хорнблауэр - Сесил Форестер (1946)

— Уже слишком глубоко, — сказала Мари. Она всего лишь высказала вслух то подозрение, которое сидело в уме у каждого. Голос ее не выражал ничего, он был ровным и безжизненным.

— Я возьму лошадь и попробую, — продолжила она. — Помогите Пьеру спуститься.

— Позвольте мне, мадам, — сказал Браун, но Мари не обратила на него никакого внимания. Подобрав подол, она по-мужски уселась в седло. Потом направила лошадь в воду. Животное сопротивлялось, чуть не падая на скрытых водой камнях, и шло вперед с крайней неохотой, только повинуясь шенкелям Мари. Когда они достигли конца каменистой гряды, о которой говорила Мари, вода, как показалось Хорнблауэру, достигла уже брюха лошади. Здесь состоялся новый поединок воли между лошадью и Мари, и они опять двинулись вперед. Еще три шага, и они погрузились в воду, лошадь почти исчезла из виду, отчаянно пытаясь достать уходящее дно. Прежде, чем ей это удалось, их со страшной скоростью понесло вниз по течению. Мари, выскочив из седла, уцепилась за луку, стараясь уберечься от ударов копыт лошади, которая развернулась и направилась к берегу. Выйдя на отмель, животное хрипело от ужаса. Мари рухнула на землю, придавленная тяжестью намокшей одежды. Пока разыгрывалась вся эта сцена, никто не издал ни звука, даже когда Мари угрожала самая серьезная опасность. Всем стало ясно, что брод непроходим.

— Теперь нам всем, как и милорду, придется идти по воде, — сказал кто-то. Это должно было служить шуткой, но все, кто ее слышал, знали, что это не так.

Хорнблауэр заставил себя очнуться. Ему нужно было время, чтобы подумать и принять решение.

— Нет, — сказал он. — Я единственный, кто умеет это делать. И никто из нас не умеет плавать. Разве нет? В таком случае нам остается идти вдоль берега до тех пор, пока мы не найдем лодку. Меняю десять чудес на одну лодку.

Предложение было встречено угрюмым молчанием. Хорнблауэр подумал, что люди едва ли наполовину устали так, как он. Он заставил себя подняться, страшным усилием воли принудив не обращать внимания на ноющие мозоли.

— Идемте, — произнес он. — В любом случае нам нельзя оставаться здесь.

Ни один партизанский вожак не останется, будучи в здравом уме, на ночевку перед рекой, через которую нельзя перебраться, и к которой его могут прижать, тем более если идет дождь и потребуется не менее суток, чтобы брод снова стал проходимым.

— Идемте, — повторил он. — Вперед, французы.

И тут его ждала неудача. Несколько человек нехотя поднялись, более с намерением посмотреть на реакцию своих товарищей, а затем вновь опустились, кто лег на спину, кто сел, подперев голову руками. А дождь продолжал лить.

— Один час на привал, — взмолился кто-то.