Коммодор Хорнблауэр - Сесил Форестер (1945)

Сомнения вновь овладели Хорнблауэром. Преимущества, которые Бонапарт получил бы в результате завоевания России, на его взгляд, не только не соответствовали бы затраченным на это усилиям, но были бы даже неадекватны предпринимаемому риску. Бонапарт должен был найти более выгодное применение для своих войск и денег. Скорее всего, войны не будет. Россия уступит Бонапарту, и Англия окажется лицом к лицу с Европой, каждая пядь которой будет в руках тирана. Но пока —

— А это — Warsaw Gazette, сэр, — прервал Броун течение его мыслей, — немного менее официальная, с французской точки зрения, и выходит на польском языке. Вот тут большая статья о России. Здесь говорится про «нашествие казаков на Европу», а царя Александра называют «варварским владыкой варварского народа» и «наследником Чингиз-хана». Пишут, что «Санкт-Петербург — средоточие анархии в Европе» и «угроза миру во всем мире», «центр всех сил, враждебных тем идеалам, которые Франция несет всему миру».

— Это опубликовано не иначе, как с согласия Бонапарта, — пробормотал Хорнблауэр, обращаясь по большей части сам к себе, но Броун, похоже, не расслышал, все еще погруженный в чтение.

«Беззаконный захват Финляндии», — прочитал Броун вполголоса. Когда он поднял от газеты свои зеленые глаза, Хорнблауэра поразила блеснувшая в них ненависть. Это напомнило ему о том, что в результате отторжения Финляндии от Швеции, Броун превратился в изгнанника без гроша в кармане. Конечно, позже Броун начал служить Англии, но это было тогда, когда Россия была, хоть и номинально, ее противником. Хорнблауэр сделал себе зарубку в памяти — очевидно, лучше будет не доверять Броуну ведение каких-либо конфиденциальных переговоров, касающихся России. Вряд ли по собственной воле царь когда-нибудь восстановит независимость Финляндии, а значит, всегда существует шанс, что это сделает Бонапарт — что он, по крайней мере, объявит о своем желании провозгласить Финляндию суверенной державой, вне зависимости от того, чего будут стоить эти обещания. Всегда найдутся люди, которые дадут себя увлечь обещаниям Бонапарта, не взирая на поданные им примеры обмана, лживых клятв, жестокости и грабежа.

С Броуном нужно держаться настороже, отметил про себя Хорнблауэр — как будто коммодору и без того не хватает хлопот и ответственности. Хорнблауэр, конечно, мог шутить с Бушем по поводу шведов и русских, но смутное беспокойство все же терзало его. Шведы вполне могут быть выведены из себя тем, что он потопил «Бланш Флёр» в территориальных водах Померании. Это могло стать последней каплей — возможно, в этот самый миг Бернадотт открыто объявляет о своем союзе с Бонапартом и совместной войне против Англии. Перспектива выступления Швеции на стороне Франции вполне может повлиять на решение России. Англия может оказаться одна — одна против целого мира, ополчившегося против него. Хорошенький это будет успех для его первого самостоятельного командования эскадрой! Эти чертовы братцы Барбары будут издеваться над его неудачей в своей надменной аристократической манере.

Усилием воли Хорнблауэр вырвал себя из этого кошмара и с разочарованием понял, что Броун все еще рядом, а огоньки ненависти по-прежнему горят в его глазах. Но тут кто-то постучал в двери каюты, и на лицо Броуна моментально вернулось обычное выражение почтительного внимания.

— Войдите! — крикнул Хорнблауэр.

Это был один из вахтенных мичманов.

— Мистер Монтгомери прислал меня с сигналом от «Ворона», сэр!

Он протянул Хорнблауэру грифельную доску, на которой виднелось несколько слов, написанных сигнальным офицером: «Встретили шведское судно, на котором желают поговорить с коммодором».

— Я поднимусь на верхнюю палубу, — сказал Хорнблауэр, — попросите капитана, если он не против, подняться также.

— Капитан на верхней палубе, сэр!

— Очень хорошо.