Коммодор Хорнблауэр - Сесил Форестер (1945)

Если на борту появляется вор — это всегда неприятно и вселяет тревогу — кражу совершить легко, а круг подозреваемых весьма широк, — однако в данном случае дело было даже не в этом. Это будет отвратительное дело — обвинить Броуна в воровстве и подвергнуть наказанию за это. Английские капсюльные нарезные пистолеты — возможно, первый образчик оружия такого рода, попавший в Россию — можно продать при дворе за хорошую цену. Броун вполне может рассчитывать получить за него две, а то и три сотни гиней. Однако при всей своей предубежденности к своему секретарю, Хорнблауэр не мог представить его обыкновенным воришкой.

Старшина выкрикнул новый приказ и пинасса легла на другой галс; косой парус, которым она была оснащена, пришлось при этом спустить и поднять заново и Хорнблауэр наблюдал за маневром с профессиональным интересом. Русские матросы были ловки и проворны, но этого и можно было ожидать от команды пинассы, приписанной к Российскому Адмиралтейству. «Несравненный» был уже далеко за кормой, его корпус скрылся за горизонтом. Буй, мимо которого они проплывали, прошел неподалеку от борта и исчез за кормой — быстрота, с которой он это проделал, показала, что пинасса развивает неплохую скорость.

— Теперь мы держим к зюйд-весту, — заметил Харст, — мы уже сошли с фарватера.

Он выбрался из небольшой каютки и посмотрел вперед.

— Земля прямо по курсу, сэр, — доложил он, — но не видно никакого дворца.

— Я ничего не знаю о Петергофе, — начал Уичвуд, — еще субалтерном, перед Тильзитом, я был в Царском Селе и в старом Зимнем Дворце вместе со штабом Уилсона. Петергоф — один из меньших дворцов, думаю, они выбрали его для встречи, чтобы Бернадотт смог прибыть туда прямо по морю.

Бесполезно было гадать, к чему может привести сегодняшняя встреча и все же искушение было очень велико. Минуты все тянулись, но вот старшина выкрикнул новый приказ. Парус пошел вниз, пинасса развернулась и впереди показались палы пирса. Были поданы бросательные, и пинасса подтянулась к широкому трапу, спущенному с конца пирса прямо в воду. На этот раз вежливость русского офицера была как раз к месту: последний в шлюпку и первым из шлюпки, по старшинству — таков был флотский этикет. Хорнблауэр выбрался из маленькой каюты, ступил на трап и начал подниматься по нему, судорожно проверяя, чтобы треуголка сидела ровно и перевязь со шпагой заняла свое подобающее место. Как только он достиг конца трапа, кто-то прокричал приказ: его встречал почетный караул из двадцати солдат — гренадеров в синих мундирах и медвежьих шапках. Взяв оружие «На караул», они замерли с левой рукой, лежащей поперек груди, что человеку, привыкшему к отданию почестей Королевскими морскими пехотинцами казалось по меньшей мере странным, однако их мундиры и даже поза, показались вдруг странно знакомыми. Хорнблауэр понял, что они напомнили ему деревянных солдатиков, с которыми любил играть маленький Ричард — коробку немецких солдатиков, контрабандой доставленных с материка и преподнесенных его сыну одним из дипломатических друзей Барбары. Конечно же, русская армия была организована на немецкий манер, а Петр III даже ввел прусские мундиры. Хорнблауэр церемонно отсалютовал в ответ офицеру, командующему почетным караулом, стоя навытяжку достаточно долго, чтобы все сопровождающие успели к нему присоединиться; гусар что-то быстро говорил Броуну по-русски.

— Нас ожидают экипажи, сэр, — перевел Броун. Хорнблауэр уже видел их на конце мола — два больших открытых ландо, запряженные прекрасными лошадьми. На облучках сидели кучера в пудреных париках с кочками, одетые в красные кафтаны — не такие алые, как мундиры английской армии или ливреи британского королевского дома, а более мягкого, землянично-красного оттенка. Пара лакеев, одетых подобным же образом, держали лошадей под уздцы, еще двое стояли у дверей экипажей.

— Для старших офицеров предназначен первый экипаж, — объяснил Броун.