Коммодор Хорнблауэр - Сесил Форестер (1945)

Двое камергеров занялись младшими офицерами, один — Уичвудом, а Кочубей увлек Хорнблауэра за собой. Уходя, Хорнблауэр окинул прощальным взглядом своих сопровождающих. Даже бесстрастный Харст, даже рассудительный и осторожный Маунд выглядели несколько испуганными, оставшись без своего коммодора здесь, в императорском дворце и напоминали детей, отданных своими родителями под присмотр незнакомой няньке. Но выражение лица у Броуна было совсем иным — его зеленые глаза возбужденно горели, черты лица заострились, и он бросал по сторонам взгляды, как человек, готовящий себя к решительным действиям. Хорнблауэр ощутил, как на него накатывает волна дурных предчувствий — ступив на территорию Российской империи, он от волнения совсем позабыл про Броуна, про украденный пистолет — про все связанное с его секретарем. Ему нужно было время, чтобы все хорошенько обдумать, но Кочубей не оставлял ему этого времени. Они прошли сквозь великолепный зал — Хорнблауэо успел лишь мельком взглянуть на мебель, картины и статуи, — и сквозь створчатые двери, распахнутые перед ними двумя лакеями; последних, казалось, во дворце были сотни. Коридор был широк и просторен и напоминал, скорее, картинную галерею, но Кочубей прошел по нему всего несколько ярдов. Неожиданно он остановился у неприметной двери, перед которой стояли еще два лакея, живо вытянувшихся при их приближении. Дверь выходила прямо на крутую винтовую лестницу, на половине которой находилась другая дверь, охраняемая четырьмя огромными солдатами в розовых мундирах, высоких сапогах и мешковатых шароварах, в которых Хорнблауэр узнал казаков, которых первые видел воочию. Даже вытянувшись и прижавшись к стене, чтобы освободить проход, они почти полностью перекрывали узкий коридорчик. Хорнблауэру пришлось буквально протискиваться между ними. Кочубей поскребся в двери и почти сразу же распахнул их, быстро втягивая за собой Хорнблауэра и делая ему заговорщицкий жест.

— Сэр Хорнблауэр! — объявил он, закрыв двери. Дородный человек в морском, по всей вероятности, мундире с рядом орденов поперек груди, очевидно и был морским министром. Он двинулся навстречу, с извинениями на прекрасном французском за то, что, к сожалению, не говорит на английском языке. Но в дальнем углу кабинета виднелась еще одна фигура, высокая и стройная, одетая в красивый светло-голубой мундир. Этот мужчина был поразительно красив и статен, казалось даже, что он появился здесь совсем из другого мира. Бледность его щек цвета слоновой кости, подчеркиваемая небольшими черными бакенбардами, выглядела скорее ненатуральной, нежели болезненной. Молодой человек не пошевельнулся, сидя абсолютно прямо в темном углу, кончики его пальцев покоились на стоящем перед ним низеньком столике. Ни Кочубей, ни морской министр не подали не малейшего знака, что знают о его присутствии, но Хорнблауэр понял, что это и есть сам царь. Быстро обдумав сложившуюся ситуацию, Хорнблауэр пришел к выводу, что если даже приближенные царя делают вид, что его здесь нет, то и ему ничего иного не остается. Он взглянул на морского министра.

— Надеюсь, — сказал тот, — что вижу вас в добром здравии?

— Благодарю вас, — ответил Хорнблауэр, — я великолепно себя чувствую.

— А ваша эскадра?

— Она также хорошо себя чувствует, ваше превосходительство.

— Нуждается ли она в чем-нибудь?

Хорнблауэр вновь начал быстро обдумывать ответ. С одной стороны было желание сохранить абсолютную независимость, с другой — навязчивая мысль о том, что на эскадре скоро закончится пресная вода. Каждый морской офицер, командует ли он кораблем или эскадрой, всегда подсознательно обеспокоен обновлением запаса пресной воды и морской министр — даже русский — должен об этом знать.

— Как обычно — дрова и вода, — ответил Хорнблауэр, — это было бы очень кстати.

— Я хотел бы узнать, будет ли удобно, если мы завтра утром пришлем на вашу эскадру судно-водовоз, — спросил министр.