Коммодор Хорнблауэр - Сесил Форестер (1945)

Сидящая рядом графиня слегка наступила ему на ногу под столом; словно легкий электрический ток пробежал по телу и его рассудительность снова испарилась. Он блаженно улыбнулся своей даме. Она ответила ему длинным взглядом из-под полуопущенных ресниц и обернулась, чтобы сказать что-то своему соседу с другой стороны, тактично давая понять Хорнблауэру, чтобы он уделил немного внимания баронессе, сидевшей по правую руку от него, с которой он не обменялся еще и парой слов. Хорнблауэр живо погрузился в разговор, и генерал в странном, по-видимому, драгунском мундире, сидевший за баронессой, присоединился к нему, задав вопрос про адмирала Китса, с которым познакомился в 1807 году. Лакей предложил новое блюдо; его волосатые запястья виднелись между рукавами и белыми перчатками и на них были заметны следы блошиных укусов. Хорнблауэр вспомнил, что в одной из книг про северные страны он читал, что чем дальше путешественник продвигается на восток, тем злее становятся паразиты: польская блоха ужасна, но русская — во сто крат хуже. Если же она злее испанских блох, с которыми Хорнблауэру пришлось познакомиться довольно близко, то, воистину, эта блоха не имела себе равных. Должно быть, в этом дворце были сотни, если не тысячи слуг и Хорнблауэр мог себя представить, в какой тесноте они жили. Двадцать лет ведя непрерывные войны с паразитами на переполненных кораблях, он мог вообразить себе всю сложность борьбы с ними во дворце. Так что, пока часть его мыслей была занята поддержанием разговора с драгунским генералом о принципах старшинства и отбора офицеров для британского флота, другая настойчиво твердила о том, что он предпочел бы не иметь дело с искусанным блохами лакеем. Разговор понемногу угас и Хорнблауэр снова повернулся к графине.

— Мсье интересуется живописью? — спросила она.

— Конечно, — ответил Хорнблауэр вежливо.

— В этом дворце прекрасная картинная галерея. Вы ещё не видели её?

— К сожалению, пока не имел этого удовольствия.

— Вечером, по окончании императорского приема я могла бы вам ее показать. Если, конечно, вы не предпочтете занять место за карточным столом.

— Я предпочел бы увидеть картины, — улыбнулся Хорнблауэр. Его смех звучал несколько громковато даже для его ушей.

— Тогда, если после ухода их императорских величеств вы будете ожидать у дверей в дальнем конце зала, я провожу вас.

— Это было бы замечательно, мадам.

Они подняли тосты за сидевших во главе стола — когда был прозвучал первый, все поднялись, поскольку пили за здоровье принца Швеции, а затем общий разговор был поневоле прерван многочисленными тостами, которые провозглашал громогласный гигант, стоявший за стулом царя — Стентор с торсом Геркулеса — отметил про себя Хорнблауэр, любуясь его мощной фигурой. В промежутках между тостами звучала музыка — не оркестр, а мужская капелла, которая силой сотни голосов наполнила огромный зал оглушительным ревом. Хорнблауэр, со своим глухим к прелестям музыки слухом, прислушивался к ее пению с интересом, но и с нарастающим раздражением. Для него было облегчением, когда пение, наконец, смолкло, и все вновь поднялись со своих мест, чтобы проводить царственную группу, удалившуюся в двери неподалеку от головной части стола. Только после того, как двери за ушедшими закрылись, все дамы, в сопровождении мадам Кочубей, также вышли из зала, но уже через двери в его дальнем конце.

— До скорой встречи, — улыбнулась графиня, покидая его.

Мужчины начали собираться в группки у стола, а вокруг суетились лакеи, разнося кофе и ликеры. Уичвуд, все еще держа свою медвежью шапку под мышкой, направился к Хорнблауэру. Его лицо было краснее обычного, а глаза, если можно было представить, что это возможно — еще более выпучены.

— Швеция будет драться, если ее поддержит Россия, — произнес Уичвуд хриплым шепотом, — я слышал это от самого Боссе, который весь день не отходил от Бернадотта.