Время, назад - Филип Дик (2011)

«Очень интересно, как оно все выйдет, — пронеслось в голове у Тинбейна. — Библиотека может добиться, чтобы меня уволили с работы, у них сильные связи в правительстве города. Ну и хрен с ней, с этой работой, тоже мне работа называется. А если доказать, что искоры удерживали Лотту Гермес насильно, против них, возможно, удастся слепить что-то вроде дела — если она, конечно, его поддержит. Но только это вряд ли, ведь тогда Лотте потребуется явиться в суд или хотя бы расписаться под жалобой, а она наверняка побоится, это ей будет так же страшно, как идти в Библиотеку». Да ладно, поздно об этом думать, теперь можно только надеяться, что Лотта при всей своей робости сможет хоть что-нибудь сказать в оправдание его действий, совершенных пусть и в гражданской одежде, но с помощью служебного снаряжения.

Горизонтальная часть сигнала тоже загорелась — он менее чем в пяти футах от ближайшего человека. Перед лицом закрытая дверь, он ощущал за дверью людей, даже вроде бы всех семерых, но, слушая, не слышал ничего. Затаились, гады.

Непрерывно бормоча себе под нос проклятия и стараясь потише топотать, он бегом вернулся к своей машине, взял из багажника наблюдательный модуль, повесил его на плечо и снова пошел на шестой этаж, к закрытой двери.

Тут, работая с привычной скоростью и ловкостью, он запрограммировал модуль и запустил его в действие; пластиковый модуль уплощился до такой толщины, что сумел просочиться под дверь, а там, на той ее стороне, раскинул рецепторы, приняв, надо думать, максимально незаметную форму.

Приемник изображения Тинбейн держал в руке, в левое ухо вставил наушник.

В наушнике звучал мужской голос. Кто-нибудь из искоров. На экране размером с почтовую марку светилось тусклое размытое изображение. Техника не была еще сфокусирована и сканировала что попало.

— …К тому же, — пищал тошнотворно серьезный нравоучительный голос, — мы весьма озабочены общественной безопасностью. Для этой Библиотеки является аксиомой, что общественная безопасность превыше всего прочего; проводимое нами искоренение опасных, способных вызвать общественное беспокойство печатных материалов… — Он вещал и вещал.

Тинбейн всмотрелся в экранчик. Мужчина и две женщины; он повернул ручку управления объективом по часовой стрелке, и лицо одной из женщин выросло, заполнив весь экран. Вроде бы Лотта Гермес, но картинка настолько плохая, что уверенности нет никакой. Затем он перевел глаз прибора на лицо второй женщины. Уж это-то точно была Мэвис Магайр. И как раз в это время в наушниках зазвучал ее голос.

— Неужели вы сами не видите, насколько опасен этот человек? — заливалась Мэвис. — Что своей популистской демагогией, а без нее уж никак не обойдется, он непременно вызовет новые мятежи, новые вспышки гражданского неповиновения, и не только в Свободной Негритянской Муниципалии, но и здесь, на Западном побережье, как среди негров, так и среди части белых, настроенных пронегритянски. Вспомните Уоттс, Окленд и Детройт, вспомните, что учили вы в школе.

— При таком повороте событий, — вмешался скрипучий голос искора, — мы даже можем стать каким-нибудь придатком Свободной Негритянской Муниципалии.

— Мы практически закончили искоренение трактата «Бог из ящика», — продолжала Мэвис Магайр. — Его главный труд, или как там уж назвать эту книжонку, практически исчез с лица земли. Навсегда. А ведь тридцать лет тому назад, задолго до того, как вы родились, именно этот «Бог из ящика» вызвал кризис общественных настроений, приведший со временем к созданию СНМ. И Анарх был лично за это ответствен; не произноси он речей и проповедей, не пиши он статей и книг, СНМ бы никак не могла появиться, и Соединенные Штаты до сих пор оставались бы целыми, наша страна не раскололась бы на три части. На четыре, если учесть Гавайи и Аляску, которые тоже стали теперь отдельными государствами.