Эхо - Пэм Муньос Райан (2015)

– Теперь ты понимаешь, почему мама просила нас с доктором Брауном никому не рассказывать о твоих судорогах. Мы пообещали. Честно говоря, я о них совсем забыл. После года судороги у тебя совершенно прекратились.

Фридрих однажды видел эпилептический припадок, еще в детском саду. Он стоял у мольберта и рисовал, и вдруг мальчик за соседним мольбертом упал на пол. Кисточка выпала у него из руки и отлетела в дальний угол. Он издавал жуткие звуки, как будто давился, все его тело дергалось и корчилось. Он выл, словно зверь, и в ту минуту действительно казалось, будто в него вселились бесы. Но все закончилось так же быстро, как началось. Воспитательница вывела детей из комнаты, а когда они вернулись, того мальчика уже не было. Фридрих больше его не видел.

Что, если с ним случится припадок в самый неподходящий момент? Например, во время прослушивания? Примут его тогда в консерваторию? Может, он и правда сумасшедший? Фридрих потер виски.

Отец протянул ему чайник:

– Нам всем сейчас не помешает выпить чаю.

Фридрих поставил чайник на плиту и зажег под ним огонь.

Элизабет нахмурилась:

– Вероятно, судороги были из-за высокой температуры. Но в любом случае доктор Браун наверняка все записал в медицинскую карту. Так полагается.

Она встала и принялась ходить по комнате, сосредоточенно хмурясь.

Отец покачал головой:

– Какая разница? Доктор Браун пообещал никому не рассказывать и сдержал слово.

– Это неважно, отец! Запись все равно осталась. Как ты не понимаешь? – воскликнула Элизабет. – У Фридриха есть изъян – родимое пятно, и оказывается, это наследственное. Ты сам сказал: у мамы была тетушка с такой же отметиной. А теперь еще и запись об эпилептических припадках, а эпилепсия тоже считается наследственным заболеванием. В новом законе об этом четко сказано.

– В каком новом законе? – спросил Фридрих.

Элизабет посмотрела на отца:

– Ты ему не говорил? Отец, я же несколько месяцев назад тебе об этом писала!

Чайник закипел и начал плеваться.

– Я прочел. Он не подпадает под действие, – сказал отец.

– Он всегда подпадал, уже с одним только родимым пятном! – возразила Элизабет. – А теперь еще и эпилепсия – подпадает безусловно. У нас в больнице подробно разъясняли закон и…

Фридрих стукнул по столу:

– Хватит говорить обо мне, как будто меня здесь нет! Я уже не грудной младенец. Какой закон? О чем?

Элизабет скрестила руки на груди:

– Закон о предотвращении рождения потомства с наследственными заболеваниями. Его приняли в июле. До января врачи обязаны сообщить о пациентах с физическими пороками развития или с наследственными заболеваниями. Таким людям будут делать специальную операцию, чтобы у них не могли родиться дети и, таким образом, они не передали потомству свои недуги.

Фридрих посмотрел на отца:

– Операция?

– Тебе не будут делать эту операцию! – отрезал отец.

Элизабет посмотрела на отца как на ребенка:

– Его никто не спросит. Врачам приказано сообщать обо всех пациентах с физическими недостатками, алкоголизмом, психическими заболеваниями, слепотой, глухотой, эпилепсией… Составлен целый список нарушений.

– Фридрих не преступник!

– Передать по наследству свою болезнь – преступление против будущих граждан Германии, – сказала Элизабет. – Потому закон и принят, чтобы подобное не повторялось.

У Фридриха было какое-то странное ощущение в животе – то же самое он чувствовал, когда на школьном дворе кто-нибудь собирался его ударить. В голове роились вопросы. Его лицо – преступление? Разве он – это всего только родимое пятно и болезнь, которая давно прошла? Что с ним сделают, если нацисты решат, что он – урод?

– И ты одобряешь этот новый закон? – спросил отец.