Интим. Разговоры не только о любви - Януш Вишневский, Збигнев Издебский (2015)

ЗИ: И этого люди тоже часто не могут понять, особенно в ситуациях, когда узнают об измене и говорят: «Он/она не любит меня, если бы любил/любила, то не изменил/не изменила бы». А те, кто изменяет, чаще всего говорят совсем наоборот, что, мол, любит, что это был ничего не значащий эпизод. Более того, они прекрасно отзываются о своем партнере, которому они только что изменили, убеждают всех в прекрасных отношениях с ним. Я слушаю их, и у меня складывается впечатление, что они говорят о настоящей большой любви, о чем-то важном в их жизни, что не связано с сексуальным измерением. Что им хорошо друг с другом, что они любят быть вместе, что у них общие интересы, они одинаково чувствуют, одинаково глядят на мир. Но при этом оказывается, что вспыхивающее в них вожделение сильнее их. Довольны ли они этим? Нет, недовольны. У них есть дискомфортное ощущение своей нелояльности, они знают, что не должны причинять партнеру боль. И опять-таки, когда мы разговариваем о том, зачем они делают это, некоторые говорят так: «Любовь любовью, но для меня удобнее, если иногда у меня будет секс с кем-то другим».

ЯЛВ: То есть по принципу: я люблю домашнюю готовку, но иногда и фастфуд оказывается очень кстати?

ЗИ: Да… Однако надо подчеркнуть, что у современных поляков очень разное отношение к сексу и к сексуальному партнеру. В моей книге «Сексуальность поляков в начале XXI века» я упомянул эти разные установки: пуритане, пассивные, гедонисты, абстиненты (т. е. воздержавшиеся). Для представителей каждой из этих категорий внебрачная интимная связь строится по-своему. Для пуритан это практически немыслимая ситуация, и если такое случается, то они могут воспринять ее как трагедию. Для гедонистов она практически ничего не значит. У меня такое впечатление, что происходящие в наши дни изменения в стиле поведения людей, в обычаях приводят к росту числа тех, кто четко разделяет любовь и секс. Из обследованной мною группы в 10 000 пользователей Интернета 30 % имели реальный секс с теми, с кем познакомились в Интернете.

ЯЛВ: То есть практически каждый третий из установивших контакт в Интернете стремится к реальному сексуальному контакту и достигает своей цели?

ЗИ: Да. Для поляков это многовато.

ЯЛВ: Часто ими оказываются люди, у которых есть несколько партнеров в реальности и которые охарактеризовали бы эти контакты как счастливые.

ЗИ: Да, часто это люди, находящиеся в браке, причем считающемся удачным. Однако у них есть секс на стороне. Но это не значит, что в законном супружестве этот человек чего-то недополучает. Часто оказывается совсем наоборот: эти люди говорят, что они удовлетворены своей сексуальной жизнью. Мог бы секс быть лучше в их брачном союзе? Они говорят: «Да, мог бы, но я его/ее и так люблю». И опять эта любовь. Секс эпизодический, случайный их возбуждает и удовлетворяет. Они не хотят образовывать новую пару ни официально, ни неофициально, параллельно официальной, которая могла бы стать угрозой законному союзу.

ЯЛВ: Они заявляют, что счастливы, довольны своей сексуальной жизнью, но, несмотря на это, у них бывают случаи нарушения принципа сексуальной моногамии, но не социальной. Возникает вопрос: это всего лишь прилив дофамина при виде женщины в лифте? Она выглядит как девушка, которую я когда-то видел на обложках журналов, она прекрасно одета, она в очках — как раз то, что мне нравится, — и она на расстоянии вытянутой руки. При ее виде меня заливает дофамин и наступает своеобразная борьба разума с эмоциями, что ты или сразу после выхода из лифта познакомишься с ней, или сядешь за своим письменным столом и подумаешь, что нет, я слишком много могу потерять. Но есть и такие люди, которым практически нечего терять, или они знают, что есть что, но тем не менее идут в этом рискованном направлении — почему?