Стокгольм delete - Йенс Лапидус (2015)

Камеры наблюдения. Нормальные люди их не замечают. Для Тедди – серьезная проблема. Над въездом в гараж, где он оставил машину, над парадным входом в «Лейонс», у эскалаторов в метро – повсюду мигают эти зловещие красные лампочки. И еще эти, мать их в душу, смартфоны, Люди уже не разговаривают в транспорте, не читают. Все тычут пальцами в свои телефоны. И кто знает, куда они тычут? Фотографируют, снимают видео, записывают звук? И то, и другое, и третье – регистрация. Фото-, видео-, аудиорегистрация. Как раз то, что Тедди сегодня совсем не нужно.

Забавно: резиновая лента перил двигалась почему-то быстрее лестницы эскалатора. Или это всегда так, он просто не замечал? Несинхронно. Не в такт.

Как и он: все, что он ни делает, не попадает в заданный темп. Он и Эмили – ритм и темп расходятся. Он и Линда с отцом – то же самое. Заданный темп… кем он задан? Им самим. Так что, скорее, это они не попадают в его ритм, а не он – в их.

В сумке – верный «Ремингтон».

Ночь провел в каком-то сомнительном отеле в Спонге. Пятьсот крон за ночь, недорого, но простыни выглядят несвежими, а на ковровом покрытии коричневые пятна. Тедди почему-то был уверен: кровь.

Купил на площади пахлаву. Сладость и вкус фисташек напомнили об отце. Вчера он им звонил. Боян не жаловался – он любил тепло, с наслаждением говорил на родном языке, пил густой, сваренный на горячем песке кофе. А Линда рвалась домой. Беспокоилась о Нико.

И у Тедди тоже были основания беспокоиться за Нико. Эмили не подавала признаков жизни, а без нее он не мог даже попытаться довести до Николы предупреждение Исака. Предупреждение Исака – это серьезно. У Исака руки длинные, может дотянуться и до тюрьмы.

Каждую субботу он навещает любовницу, сказал Исак.

Юртхаген. Артемисгатан. Куму удобно – близко к Лидинге. К острову. Переехал мост – и у подружки. Очень близко, но средний доход обитателей этого района раза в четыре меньше.

Шип отказался. И Тедди его понимал. Друг и так помог больше, чем можно было ожидать. Спасибо и на том.

Дверь – обычная. Не из тех всюду рекламируемых «безопасных дверей», которые якобы невозможно вскрыть. Труднее – да, но насчет «невозможности»… тут они погорячились.

Ну что ж – будем надеяться, что Кум все тот же похотливый козел, каким всегда был.

Он позвонил. Никто не открыл.

Позвонил еще раз.

Шаркающая походка. Дверь приоткрылась, но не намного. Ее удерживала цепочка. В щель выглянула женщина в розовом халате. Ботоксные губы, высокие скулы и наивные глаза.

Тедди почувствовал, как на лбу запульсировал какой-то сосуд. Он напрягся и всем своим немалым весом бросился на дверь. Цепочка лопнула. Женщина едва успела отскочить.

– Что ты делаешь? – крикнула она по-сербски.

Тедди направил на нее дуло дробовика и захлопнул за собой дверь.

– Где он? – рявкнул он.

Тоже по-сербски.

Мог и не спрашивать: квартира крошечная. Кухня и комната. Выкрашенные под дерево книжные полки, на них горшки с высохшими комнатными растениями и несколько глянцевых журналов. На тумбочке у кровати – презервативы, тюбик с лубрикантом и какие-то пилюли. А в постели – он. Голый. Жалкое зрелище.

Его бывший крестный отец. Кум.

Десять лет назад: главная фигура в теневом Стокгольме. Живая гангстерская легенда.

Сейчас: жалкий пожилой дядюшка со сморщенной кожей и вялым членом.

Тедди оттолкнул женщину. Она упала на пол, подобрала ноги и закрыла лицо руками. Только всхлипывала.

– Не надо, не надо…

На стуле в беспорядке висит одежда. Тедди краем глаза заметил монограмму на светло-голубой сорочке: ЭМП. Эмилиан Мазер-Павич.

Он прижал дуло двуствольного «Ремингтона» к виску голого Кума.

– Замочу обоих, если ты не расскажешь все подчистую. Ты знаешь что.

Кум медленно повернул голову. Теперь дуло дробовика уперлось ему в лоб.