Стокгольм delete - Йенс Лапидус (2015)

Никола сразу вспомнил душеспасительные беседы в Спиллерсбуде. Обязательная молотилка: что-мне-надо-сделать-чтобы-измениться-к-лучшему.

«Я иногда неадекватно реагирую, но теперь дело идет…»

«Я начал немного понимать сам себя. Мне приходилось несладко порой, но у меня никакого права вымещать досаду на других…»

Все пацаны знали, как изобразить ангельскую физиономию. Все знали, как послаще преподнести эту бессмыслицу. И ржали потом от души.

– Добро пожаловать, – сказал Исак.

И они начали разговор. С такой скоростью, что Никола половину не понимал, тем более что речь шла о каких-то совершенно незнакомых людях. С другой стороны – а почему он должен понимать? Он всего-навсего ассистент ассистента. И вообще – невероятно! Невероятно, что ему позволили присутствовать. Сирийской крови у него меньше, чем у… типа, у короля. И он выпал из игры больше чем на год. Но Юсуф – человек Исака, Юсуф доверяет Хамону, а Хамон доверяет Николе. Вместе выросли. Твои друзья – мои друзья. Враги друга – твои враги.

Они были солдатами одной армии.

Братья по крови.

Стрелка, или суд, как они его называли, была очень важна. Конфликт между двумя ведущими семьями должен быть улажен. Началось со ссоры кузенов. Пару месяцев назад двоюродный брат Метима и двоюродный брат Данни зашли в «Дворец кебаба» перекусить. В очереди началась ссора: один оскорбил мать другого, в ответ на что тот залепил ему в лоб бутылкой «Хайнекена». Через два дня по химчистке, принадлежащей отцу одного из участников ссоры, дяде Данни, из проезжающей машины открыли стрельбу – не меньше двадцати выстрелов из скорострельного карабина. Некоторые пули застряли в стенке с другой стороны зала. Несколько раненых. Чудо, что никто не погиб. Через неделю парень в маске ворвался в ресторан, где обедал кузен Метима, и выпустил четыре пули. Три попадания: в пах, колено и бедро. Парню суждено сидеть в каталке до конца жизни.

Полиция разводила руками – ума не приложить, что с этим делать. Этот городок жил по своим правилам. Лишь бы не было настоящей войны. Хотя что называть войной. Если в ходу пистолеты и «калаши», разве это не война?

Обратились в церковь. Сирийцы иногда так и поступали – православная церковь в Сёдертелье пользовалась большим авторитетом и вполне могла посредничать в конфликте. Это сильное средство, но в данном случае пользы было мало. Семья Данни – ассирийцы, а это совсем другая религия. Не успел священник предложить решение, как Данни и его окружение встали и вышли из церкви.

Это было оскорбление. Метим ругался на чем свет стоит, рычал, что эти богохульники даже Иисуса не уважают.

Какие с ними разговоры? Даже Иисуса не уважают.

Сплетни в городе гуляли почище, чем после тройного убийства несколько лет назад. Люди перестали по вечерам выходить из дому, родители забирали детишек в садиках и чуть не бегом мчались домой. Химчистку пришлось закрыть: никто не хотел получить назад кашемировое пальто с дырками от «калаша».

С этим надо было кончать. И выход только один. Чтобы не перебить друг друга окончательно, решили обратиться к Мистеру Первому. Пусть он решит проблему. Фактически именно он в городе хозяин.

Так поступают настоящие пацаны. Это был их суд. Суд Исака.

У Метима глубокий, чуть надтреснутый бас. Он держался надменно, и у него были на то основания. Его боялись, наверное, больше, чем Исака. Чересчур короткий запал. С другой стороны, Метим знал, что надо идти на уступки. Ведь это его кузен назвал мать противника шармутой – проституткой.

– Он был неправ, нечего и говорить. И я с ним поговорил серьезно. Но надо было решать через меня. А он в результате получил сотрясение мозга, две недели провалялся в больнице и получил трехдюймовый шрам на башке. Башмаки не может завязать – что-то там у него не так с равновесием.