Анж Питу - Александр Дюма (1851)

Но когда они увидели, что за девушкой с барабаном шествуют несколько тысяч женщин, а на флангах этой все растущей армии движется не менее внушительное войско, состоящее из мрачно улыбающихся мужчин с оружием в опущенных руках, когда они поняли, что мужчины эти улыбаются, уже смакуя зло, которое собираются сотворить женщины, зло непоправимое, поскольку им было ясно, что общественные силы не станут вмешиваться заранее, а закон никого не покарает потом, – вот тогда они стали понимать всю серьезность сложившейся ситуации.

Мужчины улыбались потому, что, не решаясь сами сотворить зло, с радостью готовы были посмотреть, как станет его творить самая безобидная половина рода человеческого.

Через полчаса на Гревской площади собралось около десяти тысяч женщин.

Увидев, что их набралось достаточное количество, эти дамы подбоченились и начали совещаться.

Совещание проходило отнюдь не спокойно; участвовали в нем по преимуществу привратницы, рыночные торговки да публичные женщины. Многие из них были роялистками, им и в голову не пришло бы причинить вред королю или королеве, за которых они готовы были отдать жизнь. Отголоски этого странного спора были слышны даже за рекой, возле молчаливых башен собора Парижской Богоматери, которые повидали на своем веку многое и теперь готовились стать свидетелями еще одного любопытного зрелища.

В конце концов совещание решило: «Пойдем в ратушу и пустим туда красного петуха, потому что там делают лишь кучу всяких бумажек, из-за которых мы голодаем».

В ратуше тем временем как раз судили булочника, продававшего хлеб с недовесом.

Любому понятно: чем дороже хлеб, тем выгоднее операции подобного рода, однако дело в том, что чем они прибыльнее, тем опаснее.

Поэтому специалисты по фонарям уже поджидали булочника с новой веревкой наготове.

Охрана ратуши изо всех сил пыталась спасти несчастного. Однако, как нам уже известно, их филантропические наклонности в последнее время мало кому помогали.

Женщины бросились на стражников, смяли их, ворвались в ратушу, и начался грабеж.

Они хотели выбросить в Сену все, что там найдут, а то, чего не сумеют унести, сжечь.

Итак, людей в воду, стены предать огню.

Задача предстояла грандиозная.

В ратуше было всех понемногу.

Во-первых, триста выборщиков.

Кроме того, там были их помощники.

Кроме того, там были мэры.

– Долгонько же нам придется кидать их всех в воду, – сказала некая торопливая, но здравомыслящая женщина.

– Только этого они и заслуживают, – отозвалась другая.

– Верно, но вот времени у нас нет.

– Ладно, тогда придется все сжечь, – подал совет чей-то голос. – Так будет проще.

Женщины стали искать факелы, потребовали огня. Чтобы не терять драгоценного времени, повесили для смеха аббата Лефевра д’Ормессона.

По счастью, в ратуше оказался и мужчина в серо-стальном кафтане. Он перерезал веревку, аббат упал с семнадцатифутовой высоты, подвернул ногу и поковылял прочь под злобный хохот мегер.

Аббату удалось уйти без помех лишь потому, что факелы уже были зажжены, поджигательницы взяли их в руки и двинулись в сторону архивов. Минут через десять все вокруг запылало.

Внезапно человек в сером бросился вперед и стал вырывать у женщин факелы и головни; те стали сопротивляться, но он принялся охаживать их одним из факелов и, когда огонь подобрался к юбкам, потушил пламя, которое уже начало лизать бумаги.

Кто же этот человек, не побоявшийся противостоять могучей воле десяти тысяч взбешенных фурий?

Почему они подчинились этому человеку? Ведь они чуть было не повесили аббата Лефевра и сделали бы это, не помешай им мужчина в серо-стальном кафтане.

Рассудив таким образом, женщины исступленно завопили, угрожая человеку смертью; за угрозами последовали и действия.

Окружив человека в сером, женщины набросили ему на шею веревку.