Сидни Шелдон. Интриганка-2 - Тилли Бэгшоу (2009)

После часового обхода палат – умирающие девушки, которым не дожить до двадцатилетия, умоляют сестер спасти их малышей, молодые люди, усохшие, как скелеты, и безучастно уставившиеся в потолок, – Гейб понял, что не выдержит. Тара нашла его на крыльце. По его лицу струились слезы. И тогда она впервые спросила себя, что, может быть, была слишком жестока к нему? Он так красив, что ему трудно довериться. Но его скорбь по истерзанным младенцам была вполне искренней.

– Простите. Я шокировала вас.

– Ничего.

Руки Гейба тряслись.

– Мне это полезно. Чем я могу помочь? Что вам нужно?

– Все. Нам нужно все. Что ни назовете: лекарства, кровати, игрушки, еда, шприцы, презервативы. Нам необходимо чудо.

Гейб сунул руку в карман, вытащил чековую книжку и, не задумываясь, нацарапал цифру. Подписал чек и отдал Таре.

– Боюсь, я не умею творить чудеса. Но надеюсь, это поможет. Пока я не придумаю что-то более эффективное. На будущее.

Тара взглянула на сумму и, в свою очередь, не смогла сдержать слез.

Их первое свидание было настоящим несчастьем. В надежде произвести на Тару впечатление серьезного человека, а не очередного богатого плейбоя, Гейб купил билеты на премьеру политического документального фильма, заслужившего восторженные рецензии. Таре фильм понравился. Правда, она возражала против дополнительного саундтрека в виде храпа Гейба.

– Прости. Но ты должна признать, что это тоска зеленая!

– Тоска? Ты знаешь, что фильм завоевал «Золотую пальмовую ветвь» на Каннском фестивале?

– В номинации «Самый скучный фильм года», полагаю, – пробормотал Гейб.

– Как ты можешь находить это скучным? Отношение Запада к беженцам – одна из самых удивительных и сложных проблем, стоящих перед современным обществом.

«Не настолько удивительных, как твои груди под этой майкой».

Когда они ужинали – Гейб намеренно выбрал дешевый стейк-хаус на тихой улице: ничего шикарного, – дела пошли еще хуже.

Тара подалась вперед. Ее поразительно красивые, широко расставленные глаза словно переливались при свете свечи. На какой-то счастливый момент Гейб подумал, что она его поцелует. Но вместо этого Тара серьезно спросила:

– А каковы твои политические принципы, Гейб? Как бы ты охарактеризовал себя?

– Никак.

– Брось, мне интересно.

– Ладно, – вздохнул Гейб. – Я капиталист.

Позже, лежа в постели, Гейб мучился вопросом, уж не оговорился ли он и не сказал «нацист-детоубийца или зоофил»?.. Само слово «капиталист» повергло Тару в такую бешеную ярость, что она вылетела из ресторана еще до того, как принесли горячее.

Ему пришлось долго умолять о втором свидании. На этот раз он действовал мудрее и повел ее на каток.

– Я никогда не стояла на коньках, – нерешительно призналась Тара. Глядя, как разъезжаются ее ноги в джинсах и теплых носках, Гейб понял, что никогда еще не хотел женщину сильнее, чем в этот момент. Даже несмотря на то, что выглядела она тринадцатилетней девчонкой.

– Чепуха! – отмахнулся он, потянувшись к ее руке и обнимая за талию. – Шаг – и скользи. Шаг – и скользи. Позволь мне вести тебя.

– Нет-нет-нет, все в порядке. Не нужно. Я сама.

– Ну и ладно! Только расслабься. Я не дам тебе упасть.

Он стал набирать скорость, скользя по льду.

– Нет, Гейб. Я не хочу, чтобы ты… я предпочитаю… берегись!

Парень, который в них врезался, весил по меньшей мере двести фунтов: настоящий тяжелый грузовик «мактрак» без тормозов. Гейбу наложили на лоб шесть швов. Тара пострадала больше: треснувшее ребро и сломанная в двух местах рука.

– Тебе идет белое, – пошутил Гейб в приемном покое, когда ей накладывали гипс.

– Спасибо.

Она не улыбнулась. Господи, он все испортил. Больше она к нему на пушечный выстрел не подойдет! Да и кто бы подошел после такого?

– Я не гожусь в ухажеры, верно?

– Не годишься.

– Наверное, у тебя в жизни не было худшего свидания.