Пламя и шелк - Петра Шир (2019)

Герберт Хорст нетерпеливо барабанил пальцами по крышке стола.

– Ну, обвиняемый, вы передумали? Сегодняшнее признание спасет вас от очень неприятного допроса завтра.

– Я не могу признаться в том, чего не совершал. – Лукас сжал руки в кулаки. – У Вероники должна быть причина, по которой она меня обвиняет.

– В своей юношеской дерзости вы, вероятнее всего, проигнорировали границы сопротивления, Лукас Кученхайм. И, в конце концов, вы известны всем отнюдь не спокойным нравом. Бесчисленные драки в тавернах и куча других ваших проступков говорят не в вашу пользу. Вы же не будете этого отрицать? К тому же до сегодняшнего дня именно этот суд уже не раз приговаривал вас к соответствующим денежным штрафам.

– Но я бы никогда не совершил насилие над девушкой, – защищался Лукас. – Такие вещи бесчестны и мне бы никогда не пришли в голову.

– Бесчестны, действительно. – Присяжный мрачно кивнул и обратился к стоявшим у двери стражам. – Отведите его в камеру. Счет за его содержание и питание мы выставим Хедвиг Кученхайм. Завтра в обед допрос будет продолжен в камере пыток.

Глава 7

Райнбах, 16 июля 1673 года

Мадлен пыталась вслушиваться в монотонную проповедь викария и в какой-то момент почувствовала странное покалывание в затылке. Она настолько разнервничалась, что едва сдерживалась, чтобы не обернуться, однако затем взяла себя в руки, сохраняя самообладание. Кто-то за ней наблюдает, в этом она была твердо уверена, и это не мог быть Петер, потому что тот сидел несколькими рядами ближе к алтарю на противоположной от прохода стороне. Его исполненный благоговения взгляд был устремлен вперед.

Повернуться она, естественно, не могла, так поступать во время воскресной мессы не пристало. Поэтому девушка старалась оставаться спокойной, хотя ей не удавалось полностью игнорировать пустоту в желудке, а ее мысли снова вернулись к белокурому всаднику.

Она тихонечко вздохнула про себя. Конечно, все это она напридумала, решив, что узнала солдата, и ее фантазия разыгралась. Мадлен изо всех сил пыталась просто забыть те прошлые события. Тогда она поступила необдуманно, глупо и даже подвергла себя опасности. Будь она тогда разоблачена, это могло бы очень плохо закончиться. Никому она не рассказывала об этом, даже Петеру, хотя во всем остальном у нее не было тайн от него. Она не была уверена, простит ли он ей такую глупость.

Ей действительно нужно забыть это. Сейчас она стала более зрелой, взрослой. И даже если это был он, если он снова в городе, то… тогда это очень хорошо. Они были старыми друзьями, и она бы обрадовалась, увидев его снова.

Когда викарий по завершению проповеди пригласил членов общины к причастию, и Мадлен, как и все остальные, встала в очередь, у нее наконец появилась возможность осторожно оглянуться. Недалеко позади стояла ее добрая подруга Эмилия Ляйнен в кругу своей семьи и легонечко махала ей рукой.

Мадлен улыбнулась и так же малозаметно подняла руку в ответ. Затем она перевела свой взгляд как бы случайно – во всяком случае, она надеялась, что окружающие расценят это именно так, – на других посетителей церкви. Она обнаружила только одного мужчину со светлыми волосами до плеч, и это был сын пекаря Вольбера. Казалось, никто не обращал на нее особого внимания. Вполне вероятно, что она и в самом деле страдает от разбушевавшейся фантазии.

Успокоившись, ибо покалывания в затылке, как и пустота в желудке, исчезли, Мадлен снова устремила свой взор к алтарю и попыталась хотя бы к завершению мессы полностью сконцентрироваться на словах викария и молитве.

* * *