Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд (2012)

Реакция Скотта была многословной, резкой и непоследовательной.

Подобная оценка, или, как он написал в письме сэру Арчибальду Гейки, секретарю Королевского научного общества, настоящая атака, была «неуместной, совершенно ничем не спровоцированной и, учитывая полученную огласку, крайне непатриотичной…». Скотт явно приравнивал любую критику к личной мести. Он требовал провести общественное расследование, чтобы положить конец «безответственной критике ответственных лиц». Услышав об этом, контр-адмирал и главный гидрограф военно-морского флота Мостин Филд заметил, что:

Гиперчувствительность, приводящая к неприятию негативных оценок, – очень прискорбная черта… Я боюсь, что капитана Скотта будет трудно переубедить, но думаю, что, настаивая на расследовании, он принесет себе… много вреда… и предоставит странам континента основания для неблагоприятных выводов.

Скотт понял намек и отступил. Скелтон проверил записи, сделанные во время их экспедиции, и обнаружил в них следы явной некомпетентности, которые, став достоянием гласности, развязали бы руки врагам Скотта-.

Тем временем Кэтлин усиленно работала над его карьерой. Она отказалась последовать за ним в Девонпорт, благоразумно предпочтя находиться поближе к руководству флота и зданию Адмиралтейства. Она обладала удивительным талантом от всего сердца бороться за человека, словно он значил для нее больше, чем ее собственная жизнь. Конечно, она преувеличивала способности Скотта (ведь сам факт того, что она стала его женой, предполагал в нем массу скрытых достоинств). В конце концов, известно, что выводы о мужчине можно сделать по его женщине! Она направила всю силу своего очарования на самых влиятельных офицеров Адмиралтейства, в особенности на двух из них: капитана Марка Керра и капитана Генри Кэмпбелла, старых товарищей Скотта. К концу года Кэтлин добилась для мужа назначения в Адмиралтейство на должность заместителя второго морского лорда вице-адмирала сэра Фрэнсиса Бриджмана.

В один из выходных дней Кэтлин оказалась в поместье сэра Эдгара Спейера, банкира из лондонского Сити и известного филантропа, которого сумела заинтересовать идеей новой экспедиции Скотта. Более того, ей удалось добиться согласия Спейера на оказание всесторонней поддержки этому плану. Кэтлин была просто одержима экспедицией, иногда даже казалось, что она не вышла бы замуж за Скотта, если бы тот не собирался отправиться в Антарктику.

Помимо прочего, еще нужно было родить ребенка, который на самом деле и был основной причиной замужества Кэтлин. Она требовала обязательного присутствия Скотта в Лондоне в те дни, которые были наиболее благоприятны для зачатия, но в остальное время, видимо, довольно хорошо переносила его отсутствие, так что эта функция новоиспеченного супруга стала почти комически очевидной. Вряд ли он мог что-либо возразить – Кэтлин к тому времени в полной мере обнаружила свою увлеченность идеей ниспровержения мужского превосходства. Она принадлежала к авангарду феминистского движения. «Война полов» – тогда лишь модный лозунг – для нее была жизненной реальностью. Она хотела поменяться ролями с мужчиной и доминировать над ним вместо того, чтобы подчиняться ему. По ее собственным словам, она была девственницей, когда выходила замуж за Скотта, и придавала этому очень большое значение.

«Подбрось свою шляпу, воскликни что есть силы и запой триумфально, – более пышно, чем обычно, писала ему Кэтлин в канун Нового года, впервые почувствовав задержку на несколько дней, – сдается мне, что мы на верном пути к достижению моей цели». Это слово «моей» вместо «нашей» так откровенно сорвалось с кончика ее пера – для Скотта, возможно, слишком уж откровенно. Он мягко возразил ей.

На самом деле у Кэтлин уже были заранее заготовлены имена: Питер, если будет мальчик, и Гризельда – в случае рождения девочки. А Скоттом надолго овладело дурное расположение духа.