Розы мая - Дот Хатчисон (2017)

Да что ж это с людьми такое?

Я снова продвигаюсь вперед, так что теперь разговаривать ему уже неудобно, а еще через пару минут подхожу к кассе.

– Горячий шоколад, пожалуйста.

– Тебя как зовут?

– Джейн. – Я расплачиваюсь, получаю сдачу и иду вдоль прилавка к месту выдачи. Леди из Общества Красной Шапочки сгрудились у бара приправ и постепенно смещаются в уголок, где уже сдвинуты все столы.

– Джин! – выкликает бариста. Почти попала.

Я пробиваюсь через остатки пурпурно-красной стаи, беру свой напиток и поворачиваю к выходу.

– Темнеет рано. Точно не хочешь подъехать? – предлагает безликий, когда я прохожу мимо.

– Точно, спасибо за предложение.

– Меня зовут Лэндон.

Вот уж нет, его имя – Мурашки-по-коже.

Я киваю и выхожу за дверь.

Увы, жутковатые типы – неприятный факт жизни. Чави преследовали едва ли не с детских лет – я это видела и сама сталкивалась с этим, еще до того как достигла пубертатного периода. Смельчаков, которые подкатывали бы к маме с непристойными предложениями, не замечала, но уверена, что такое случается. Только, может быть, в более осторожной форме.

Почта, когда я ее проверяю, преподносит только один сюрприз: простой белый конверт с незнакомым обратным адресом. Но все остальное вполне узнаваемо: большие печатные буквы, которыми написан мой адрес – это Вик, – и штамп Куантико. Вхожу в дом, снимаю верхнюю одежду и вешаю в шкаф в передней, потом поворачиваюсь к стоящему у основания лестницы столику с выложенной керамическими плитками столешницей. На четыре плитки раскинулась бабочка с распростертыми крыльями, выполненная в мягких, мечтательных тонах зеленого и пурпурного. Впрочем, бабочка почти полностью скрыта под кругом из желтых шелковистых хризантем, толстой красной свечой и фотографией в рамке.

Здесь теперь живет Чави, в этой рамке и других таких же. Золотой блеск в верхнем левом углу стерся до золотой краски. Мы втроем долго решали, какую карточку вставить. Все хотели одну и ту же, которая в наибольшей степени выражала натуру, характер, суть Чави, но эту же фотографию уже использовали средства массовой информации и полиция, она висела в Сети и была на постерах, обращенных с просьбой к тем, кто что-либо знает, поделиться информацией. В конце концов на ней все-таки и остановились. Это – Чави.

Стандартный, серый в крапинку, фон и немного неловкая – подпертый кулачком подбородок – поза не могут отвлечь от того, что делает ее ею.

Свет в глазах, обрамленных тяжелыми черными крыльями и мерцающими золотистыми и белыми тенями. Ярко-красная прорубь рта в тон прядкам в волосах. Бинди и шпилька в носу – чистые и ясные красные кристаллы в золотой оправе, дерзкие и теплые, как и она сама. Кожа у нее темнее моей, как у папы, и красный смотрится ярче. Но самое главное – Чави совершенно забыла, что в тот день ей было назначено к врачу. Все утро она играла с новым набором масляных красок, потом в спешке собиралась и даже ухитрилась выглядеть безупречно, за исключением радужного пятнышка, оставшегося на подпиравшем подбородок кулачке.

Я выдвигаю из-под столешницы крохотный ящик, достаю коробок спичек, зажигаю красную свечу и, наклонившись, целую тот стертый уголок. Вот так мы удерживаем Чави с нами, сохраняем как часть нашей жизни, и в этом нет ничего жутковатого или безумного.

Фотографии папы у нас нет, но Чави ведь ушла не по своей воле. Папа же – по своей.