Ваша до рассвета - Медейрос Тереза

Когда он взял тонкий железный прут, чтобы утрамбовать заряд, Саманта замерла, завороженная его руками – их изяществом, их ловкостью и экономными движениями. Озноб осознавания накрыл ее с ног до головы, когда она представила себе, как эти руки двигаются по нежной женской коже. Ее коже.

Стряхнув с себя соблазняющие чары, она прошла вперед и встала перед столом.

– Не уверена, что должна говорить это, милорд, но разве вы не думаете, что заряженный пистолет в руках слепого мужчины может быть несколько опасен?

– В этом все и дело, не так ли? – Он откинулся на спинку кресла, его большой палец играл с двойным курком заряженного и взведенного пистолета.

Несмотря на небрежную позу и лаконичный тон, Саманта ощущала, что у него напряжен каждый мускул. Он больше не выглядел образцовым лордом. Его сюртук был в беспорядке, а шейный платок свободно болтался на мощной шее. Пряди золотистых волос выбились из ленты, которой были связаны. Незрячие глаза светились лихорадочным блеском.

– Я делаю вывод, что полученные новости не были вам по вкусу? – рискнула она, осторожно опускаясь на ближайший стул.

Он повернул голову за ее движением, предусмотрительно отворачивая от нее дуло пистолета.

– Скажем только, что они были не такими, как я надеялся.

Она изо всех сил старалась отвечать в том же тоне.

– Когда вы получаете дурные вести, разве не принято стрелять в гонца, их принесшего, а не в себя?

– У меня была под рукой только одна пуля. Я не смог решить, которого из врачей застрелить.

– Они не дали вам никакой надежды?

Он покачал головой.

– Ни малейшей. О, один из них – дорктор Гилби, кажется – болтал какой–то вздор о крови, скопившейся в моей голове после полученного мной удара. Кажется, был случай в Германии, когда зрение вернулось после того, как сгусток крови рассосался. Но его коллеги сразу закричали, что даже такой дурак, как он, должен признать, что никто еще не фиксировал спонтанного восстановления зрения по прошествии шести месяцев.

Саманта сильно подозревала, что Гилби был тем самым врачом с добрыми глазами, который выразил ей свои соболезнования.

– Мне очень жаль, – мягко сказала она.

– Мне не нужна ваша жалость, мисс Викершем.

От его резкого тона она напряглась.

– Вы, конечно, правы. Думаю, у вас достаточно собственной.

На какой–то краткий, почти неуловимый момент, уголок рта Габриэля дернулся, словно он собирался улыбнуться. Он осторожно положил пистолет на кожаное покрытие стола. Саманта с тоской посмотрела на него, но не посмела схватить. Даже будучи наполовину пьяным и ничего не видящим, он среагировал бы в два раза быстрее ее.

Он нащупал бутылку скотча, выплеснул остатки в стакан и поднял его в насмешливом тосте.

– За Судьбу, эту переменчивую властительницу, чье чувство правосудия превосходит только ее чувство юмора.

– Чувство правосудия? – эхом отозвалась Саманта, изумившись. – Не можете же вы думать, что заслужили потерю зрения. За что? За то, что доказали свой героизм?

Габриэль грохнул стакан на стол с такой силой, что скотч выплеснулся через край.

– Я не герой, черт подери!

– Конечно, герой! – Саманте не потребовалось много времени, чтобы вспомнить и процитировать то, что она узнала из сводок «Таймс! и «Газетт» об обстоятельствах его ранения. – Вы первым заметили снайпера на бизань–мачте «Редутабль». Когда вы увидели, что он прицелился в Нельсона, то предупреждающе крикнули и бросились через палубу к адмиралу, подвергая огромной опасности вашу собственную жизнь.

– Но я не смог ничего сделать, не так ли? – Габриэль поднес стакан ко рту и единым духом проглотил оставшийся там скотч. – И он тоже.

– Только потому, что вас поразила летящая шрапнель, прежде чем вы могли добраться до него.

Габриэль надолго замолчал. И потом тихо спросил: