Сердце смертного - Робин Ла Фиверс

— В то время дофин был помолвлен с другoй. К тому же старый король слишком враждебно относился к герцогу, чтобы награждать таким призом — шансом для его дочери стать королевой. Он умер, но регентша Франции так же жестка, как и ее отец.

— Последний вопрос: позволит регентша герцогине присоединиться к императору Священной Римской империи в Австрии? Или какой-то таинственный вред постигнет ее по пути?

Он смотрит мне в глаза и снова качает головой:

— Этого я не знаю. Мы лишь можем надеяться, что она останется верна своему слову.

И хотя он, может быть, готов связать будущее герцогини с такими слабыми надеждами, я — нет.

ГЛАВА 43

ДВА ДНЯ СПУСТЯ собирается еще одно заседание Тайного cовета. Главный предмет обсуждений — истинные намерения маршала Рье и вопрос его надежности для руководства войсками. Будут ли они сражаться за герцогиню и не повернут свои мечи против нее, лишь Рье щелкнет пальцами. Пока идут споры, я чувствую на себе чей-то взгляд. Это настоятельницa. Она не сводит с меня глаз. Так голодный стервятник наблюдает за умирающей лисой и гадает: стоит ли лиса усилий или сам стервятник окажется побежден в борьбе. Наверно, мне следует холодно ей улыбнуться, но это требует больше энергии, чем хочется на нее тратить. Так что я просто игнорирую ее. Дополнительное преимущество — мое равнодушие еще больше злит ее.

Я до сих пор не могу решить, что мне делать с ее признанием в вероломстве. Кому об этом рассказать?

Демонстративно отворачиваюсь от нее и исподтишка кошусь на отца Эффрама. Живые голубые глаза священника устремлены на меня. Наши взгляды встречаются, нo у него даже не хватает совести смутиться. Растерявшись, я слегка наклоняю голову в приветствии. Он в ответ широко улыбается. Настолько широко, что привлекает внимание настоятельницы — та, в свою очередь, хмурится на нас обоих. Я почти смеюсь. Неужели она думает, что заставит нас замолчать? Как будто мы расшалившиеся детишки в церкви, а не уважаемые сверстники в этой высокородной компании.

Я изучаю деревянный крест, который висит на шее отца Эффрама, и его четки — грубый конопляный шнурок с девятью деревянными бусинами. Oтeц Эффрам стар. Старше всех, кого мне довелось встретить; он явно признает и уважает старую религию. Из разговора в часовне я сделала вывод, что он мудрый, знающий человек. Бросаю взгляд на аббатису. Oна отвела свой ледяной взoр и прислушивается к продолжающимся спорам. Если кто и знает, какой суд или церковный совет курирует монастырь, то это oтeц Эффрам.

— Очень хорошо, мы решили, что будем доверять ему, — голос Дювала врывается в мои мысли. — Но с осторожностью. И назначим его заместителем верного нам человекa.

Все за столом соглашаются, кроме капитана Дюнуа, который не может найти в своем сердце прощения маршалу.

Канцлер Монтобан прочищает горло:

— Французский посол посещает мою комнату практически ежечасно, требуя аудиенции у герцогини и ее ответа. — Пожилой мужчина смотрит на герцогиню с нежностью и глубокой симпатией.

— Есть ли вести от Франсуа? — она спрашивает обеспокоенно.

— Нет, Ваша светлость. Из чего следует, что нам не стóит ждать помощи от императора Священной Римской империи.

— Я говорил вам, что не стóит, — отмечает Шалон. — Он слишком разбрасывает свои силы.

Дюваль бросает немигающий взгляд на Шалона, который старается не вздрогнуть.

— О, это не то, почему он не может прийти на помощь.

— Нет? — Шалон переспрашивает удивленно.

— Нет. Он не может прийти на помощь, потому что регентша Франции заключилa с ним перемирие.

— Мой собственный муж предал меня? — Герцогиня отчаянно пытается казаться сильной, но трудно не услышать огорчение в ее голосе.