Сердце смертного - Робин Ла Фиверс

— Можно мне обнять тебя? Лишь один раз, прежде чем уйду, ведь я не смела сделать это с тех пор, как тебе было три года. Если бы мне позволили единственное предсмертное желание — это было бы оно.

Ее просьба проникает под мою охрану и наносит болезненный удар, хлестко напомнив: на протяжении многих лет она была всего лишь молодой матерью, стремящейся оставаться со своим ребенком.

— Да, — тихо говорю я.

Медленно, словно не в силах поверить, она неуклюже обнимает меня, затем прoтягивает к себе ближе. Я не могу позволить себе расслабиться в ее объятиях, но не сопротивляюсь. Какая-то маленькая, неуверенная вещь проходит между нами. Она нежно целует меня в лоб, неохотно отстраняется.

— Ты когда-нибудь простишь меня? — тихо спрашивает она.

Эта маленькая, неуверенная вещь пульсирует во мне.

— Я попробую. Это все, что я могу обещать. Я попробую.

Она поворачивается уходить, затем останавливается.

— Могу ли я прийти к тебе? Когда окончится мой приговор?

Я долго смотрю на нее, прежде чем сказать:

— Да. Но не возвращайтесь в монастырь. Вместо этого отправьте письмо, и я вас встречу.

Ее глаза расширяются при моем упоминании обители. Я вижу в них сто вопросов, вопросов о том, что я собираюсь делать дальше, куда пойду и с кем буду. Но наше время истекло. Жрица cвятой Матроны подходит к ней. Древняя рука, похожая на коготь, тянет настоятельницу за рукав.

— Идем, — это все, что она говорит.

С последним взглядом на меня, настоятельница уходит.

ГЛАВА 58

ДЕНЬ ЦЕРЕМОНИИ обручения рассветает ясным и солнечным, как будто Бог и Его девять святых так же счастливы в этот день, как и все мы. Чувство ликования плывет над городом, облегчение — нам предстоит праздновать счастливый брак, а не оплакивать сокрушительное поражение и невыразимую горечь смерти.

Собор почти пуст, когда Анна Бретонская и король Франции обмениваются клятвами. Присутствуют только тайные советники герцогини, a с французской стороны — советник и регентша. Я изучаю женщину, стоящую за большей частью военных действий между нашими странами, и удивляюсь, что руководило ею.

Герцогиня демонстративно игнорирyeт регентшy. Очень сомневаюсь, что они когда-нибудь сблизятся.

Исмэй, Сибелла и я тоже присутствуем. Герцогиня пригласила Мортейна, но бедняжка так нервничала, что oн великодушно отказался.

По завершению церемонии королевские представители акцентируют внимание на подписание брачного контракта и мирного договора между Бретанью и Францией. Трое из нас не нужны для этого.

Как в прежние дни, когда нас заставляли посещать часовню в монастыре, Сибелла начинает шептаться в церкви:

— Исмэй, ты все еще можешь видеть метки?

— Не знаю, — признается Исмэй. Затем оглядывает собравшихся в соборе. — Никто здесь не помечен, и последних три дня я не видела, чтобы кто-нибудь носил метку.... но, возможно, это просто потому, что никто еще не готов умереть. А ты? Что с твоими дарами?

Сибелла кивает утвердительно:

— Я все еще могу чувствовать близость людей, как всегда.

Я улыбаюсь. Не хочу быть причиной, по которой они утратили свои дарования.

— Рада, что твой талант не исчез вместе с божественностью Мортейна. Это означает, что девушки в монастыре, вероятно, сохранят свои дары и способности.

При упоминании монастыря Сибелла набрасывается с распросами:

— До меня дошли слухи. Это правда, ты вернешься в обитель? — Она не звучит особо удивленной.

— Да.

— Но почему? — Исмэй недоумевает. — Ты не могла дождаться, чтобы уйти.

Как мне им это объяснить?

— Я мечтала оставить позади удушающие ограничения и болезненные воспоминания, которые хранил монастырь. Но теперь, теперь, когда все изменилось, я хочу вернуться. Хочу превратить конвент в то, чем он изначально должен был быть — место жизни и смерти, радости и торжественного долга.

— Но разве тебе не будет скучно?