Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт (2014)

По моему мнению, технология холодного ядерного синтеза могла спасти планету. Она была способна дать человечеству возобновляемый источник энергии, отходами которого были бы водород и вода. Между тем на улицах Лондона лица прохожих были серыми от смога. Над городами висела пелена дыма от сгоревшего угля, запущенные, неухоженные пляжи в окрестностях английской столицы были изгажены пятнами нефти, вытекшей из трюма затонувшего танкера. Через двадцать лет десятки лондонцев должны были умереть от вдыхания воздуха, отравленного разрушенным четвертым реактором Чернобыльской АЭС. Погибнуть должны были и тысячи несчастных, которых назвали «ликвидаторами», – тех, кто тушил пожар на атомной станции, разгребал и вывозил радиоактивную почву, возводил бетонный саркофаг вокруг испускающего смертоносное излучение уранового сердца реактора. Все это было еще впереди, но я знал, что даже тогда, когда это случилось, то есть во второй половине 80-х годов, ядерный реактор холодного синтеза будет всего лишь мечтой. Мы с Винсентом были готовы изменить эту ситуацию.

– Мир рушится, – сказал я, но Винсент вряд ли мог услышать меня в нарастающем жужжании генераторов.

Испытания закончились неудачей. Это означало, что решить одну из главных проблем, стоявших перед наукой в XX веке, в этой жизни нам не удастся. Оказалось, что даже наши с Винсентом возможности не беспредельны. Знание не может заменить мысль гения – оно может лишь ускорить ее полет.

– Мир гибнет, – повторил я.

Мы с Винсентом стояли на галерее, наблюдая, как прототип устройства, над созданием которого мы работали, утаскивают из демонстрационного зала в цех наладки.

– О чем вы? – рассеянно спросил Винсент, изо всех сил старавшийся скрыть свое разочарование.

– Я говорю – мир гибнет. Пройдет не так уж много времени, и моря закипят, а небеса обрушатся на землю. Конец света приближается, причем гораздо быстрее, чем должен. И в этом виноваты мы.

– Вы говорите, как наши друзья из клуба «Хронос». Они ужасные зануды.

– А что, если все это в самом деле из-за нас?

Винсент искоса посмотрел на меня, и я понял, что ошибался – он с самого начала слышал меня, несмотря на шум, создаваемый работающим оборудованием.

– И что из этого? – спросил он.

Через четыре дня я попросил отпуск.

– Разумеется, – сказал Винсент. – Я вас прекрасно понимаю.

Меня подвезли на военном грузовике до Петрока-111. Оттуда на другой машине я добрался до Плоских Прудов. И только тут до меня дошло, что я не покидал лабораторию Винсента в течение целых десяти лет. Окружающий пейзаж за это время стал еще более унылым и неприветливым, чем раньше. От немногочисленных деревьев остались только пни. Мне показалось, что даже разбросанные вокруг жалкие строения выглядели еще более мрачно, чем раньше. Из Плоских Прудов отправлялся всего один поезд в сутки. Городок был не из тех, где нормальный человек мог захотеть задержаться. Водитель отвез меня в дом своей матери. Та накормила меня бобами и рыбными консервами и рассказала все последние местные сплетни. Спать меня уложили под репродукцией картины, на которой был изображен пронзенный стрелами святой Себастьян.

В поезде, идущем в Ленинград, стояла тишина. Шумных юнцов вроде тех, с которыми мне довелось ехать во время моего путешествия на север десять лет тому назад, в вагоне не было и в помине.