Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт (2014)

– А я в зрелом возрасте обычно занимаюсь самолечением, – признался я. – И все равно в середине шестидесятых – начале семидесятых ко мне постоянно цепляется одно и то же заболевание…

– Ты мне об этом рассказываешь? – горестно воскликнул мой собеседник. – У меня в шестьдесят семь лет вдруг – бац! Мелкоклеточный рак легких. Я и курил, и не курил, и вел здоровый образ жизни – никакой разницы. В одном и том же возрасте ко мне в любом случае прицепляется эта чертова хворь. Я как-то спросил врача – отчего бы это? И знаешь, что он мне ответил? «Трудно сказать. Такие вещи случаются». Будь я проклят, так и сказал!

– Итак, – сказал я, решив, что не стоит рассказывать Фиделю о том, что и мне приходилось быть медиком, – вы решили посвятить себя войне. Почему?

Фидель пристально посмотрел на меня.

– А тебе приходилось воевать? – поинтересовался он. – Не в обиду тебе будь сказано, ты выглядишь достаточно старым, так что по возрасту, наверное, вполне мог поучаствовать во Второй мировой.

– Я участвовал в нескольких войнах, – сказал я, пожав плечами, – но теперь стараюсь держаться подальше от боевых действий. На войне все слишком непредсказуемо.

– Черт побери, да в этом же и есть вся соль! Родившись, ты заранее знаешь, что с тобой произойдет. Получается, ты просто наблюдаешь за своей жизнью – и все. Это же чертовски скучно. Разве тебе не хочется чего-то нового, каких-то сюрпризов? Я получил семьдесят четыре пулевых ранения, и только девятнадцать из них были смертельными. Один раз я подорвался на гранате, один раз на мине, а как-то раз во Вьетнаме меня закололи заостренной бамбуковой палкой. Представляешь себе? Мы прочесывали участок джунглей в каком-то безымянном районе. Парни из ВВС перед этим как следует обработали участок слева и справа, загоняя вьетнамцев в зону поражения. Так что там, где мы вели прочесывание, их оказалась чертова прорва. Мы дрались как черти. Меня могли убить каждую минуту, каждую секунду – вот это была жизнь, это я понимаю. А того парня, который меня прикончил, я толком даже не разглядел – он выскочил неизвестно откуда, как черт из табакерки. Я успел всадить ему пулю в живот, но это его не остановило, хотя такое ранение – верная смерть. Он воткнул мне свою бамбуковую палку в брюхо – раз, другой. Вот было дело! – Фидель бросил обглоданную кость в дверь хижины, где слонялся на трех ногах в ожидании подачки хромой пес, вытер руки о рубашку, посмотрел на меня и широко улыбнулся.

– Большинство парней из клуба «Хронос» боятся что-либо менять в своих жизнях, – сказал он. – Ваша проблема в том, что вы стали слишком изнеженными. Вы привыкли к комфортной жизни, а тот, кто привык к комфорту, никогда не станет рисковать, никогда не попробует раскачать лодку. Вам надо попробовать пожить активно – это самое лучшее, что есть на этом свете.

– А вам никогда не приходило в голову, что своими действиями вы можете изменить ход событий? – спросил я. – Как вы думаете, лично вы могли повлиять на исход той или иной войны?

– Черт побери, конечно, нет! – ответил Фидель и хмыкнул. – Мы всего лишь солдаты. Мы убиваем парней, которые нам противостоят, они убивают наших парней, потом мы в ответ снова приканчиваем кое-кого из них – все это ничего не значит и ни на что не влияет, понимаешь? Отдельные люди на войне – это просто песчинки. И когда они гибнут, это всего лишь цифры на бумаге. И только когда эти цифры складываются в действительно большие числа, жирные коты, которые устраивают войны, говорят друг другу: «Ладно, хватит, давайте договариваться». Так что я вовсе не угрожаю ходу событий, я – всего лишь крохотная щепка в костре войны. А знаешь, что самое главное?

Фидель встал, бросил в угол хижины комок грязных скомканных банкнот таким же жестом, каким незадолго до этого швырнул кость собаке, и произнес:

– Все это вообще ничего не меняет в этом мире. Ни пули, ни пролитая кровь. Ровным счетом ничего.