Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт (2014)

Тем не менее я не могу судить об этом по моей четырнадцатой жизни, поскольку не пытался восстанавливать прежние навыки и умения с обычной скоростью. В моем четырнадцатом детстве я не стал входить в контакт с клубом «Хронос» и ограничивался обычным набором трюков молодого уроборана – воровством, манипулированием людьми, азартными играми, спортивными ставками, стараясь заработать как можно больше денег: они могли мне понадобиться. Я сознательно старался не привлекать к себе внимания, не пытаясь ни бежать из дома, ни разыскивать Винсента. Вместо этого я просто жил в доме моего приемного отца Патрика Огаста, помогая ему по хозяйству, как много жизней тому назад, до того, как узнал о существовании клуба избранных. В 1937 году я написал в Кембриджский университет письмо с просьбой предоставить мне стипендию для обучения на историческом факультете. Для меня было очевидным то, что в ситуации, когда память многих уроборанов оказалась стертой, а клуб «Хронос» переживал тяжелые времена, мне будет весьма полезно знать как можно больше о событиях прошлого, а также, что еще важнее, овладеть искусством их изучения. Это могло дать мне возможность находить следы деятельности Винсента. Когда из университета пришел положительный ответ на мою просьбу, Халны были потрясены – не в последнюю очередь по той причине, что моему кузену Клементу в аналогичной просьбе было отказано, а для того времени это было почти немыслимо с учетом его происхождения и тех средств, которыми располагала его семья. Моя бабка Констанс едва ли не впервые в моей четырнадцатой жизни пригласила меня в свой кабинет.

Я заметил некую схему в отношении к себе членов семейства Халн. В большей части моих жизней мой биологический отец, Рори, просто делал вид, что не замечает меня, словно досадную болезнь, о которой не принято говорить в обществе. Моя тетушка Александра проявляла ко мне осторожный интерес. Виктория вообще не обращала внимания ни на кого, кроме тех, кого могла так или иначе использовать, а я в число этих людей не входил. Констанс же явно старалась держаться от меня подальше, но в то же время именно она обычно бранила и наказывала меня, когда я, с точки зрения членов ее семейства, того заслуживал. Во всяком случае, она делала это гораздо чаще, чем Рори, по-видимому, считая это чем-то вроде грязной, но необходимой работы.

Когда я, восемнадцатилетний молодой человек, получивший университетскую стипендию, вошел в кабинет Констанс, готовясь выслушать целую лавину упреков, она, стоя у зеркала спиной к двери, надевала серебряные серьги. Взглянув на мое отражение, она повернулась ко мне и сказала:

– А, Гарри. Хорошо, что ты зашел. Я слышала, ты собираешься в Кембридж. Конечно, это не такой модный университет, как Оксфордский, но, вероятно, для тебя это большое событие.

– Да, мэм. Я очень рад, мэм.

– Рад? Ты в самом деле рад? Что ж, полагаю, так оно и есть. Говорят, университетскую администрацию так удивило твое письмо, что они теперь пытаются выяснить, кто ты такой, верно? Надеюсь, ты не будешь посылать отцу письма с просьбой об оказании финансовой помощи? Ты ведь понимаешь, что это было бы крайне неприятно.

– Университет проявил большую щедрость, – сказал я. – К тому же у меня есть кое-какие средства.

Брови Констанс поползли вверх – на ее лице появилась гримаса презрительного удивления:

– Правда? В самом деле?

Я почувствовал сильное желание огрызнуться, ответив: «Да, моя дорогая биологическая бабушка. Я знаю всех победителей скачек «Грэнд нэшнл» с 1921 по 2004 год. К тому же мне известны результаты всех наиболее важных боксерских поединков, футбольных чемпионатов и собачьих бегов за тот же период. Так что от голода я не умру».

Но, разумеется, это было невозможно. Поэтому я промолчал.