Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт (2014)

На следующий день его тоже начали одолевать приступы тошноты и рвоты. Он старался это скрыть и, когда на него накатывало в очередной раз, выходил из палаты в туалет. Но я, разумеется, сразу же все понял. Ночью Винсента стали мучить еще и первые боли. На этот раз уже я встал с кровати и поддерживал его голову, пока его рвало в ведро.

– Со мной все в порядке, – бормотал он между мучительными спазмами. – Со мной все будет в порядке.

– Вот видите? Я же говорил, что вы лжец, – сказал я.

– Гарри, я хочу сказать вам кое-что важное, – прохрипел он в ответ.

– Собираетесь извиниться за то, что пытались меня обмануть?

– Да, – выдавил Винсент со смешком, больше похожим на всхлип. – Хочу извиниться. Мне очень, очень жаль.

– Ничего, не переживайте, – пробормотал я. – Я понимаю ваши мотивы.

Язвы, покрывшие мою кожу, не столько болели, сколько чесались. Мое тело разлагалось, хотя я был еще жив. Винсент все еще оставался на той стадии болезни, когда человека больше всего мучает тошнота. Меня же опять начала грызть боль. Не в силах терпеть ее, я стал кричать, требуя, чтобы мне ввели морфий. Нам обоим сделали по уколу – вероятно, медики сочли, что будет бесчеловечно облегчить страдания одного больного и при этом ничем не помочь другому. Вечером Винсенту принесли металлическую коробку. Он с трудом сполз с кровати и открыл замок на крышке. Внутри оказалось подобие короны из проволоки и электродов. Дрожащими руками Винсент вынул знакомую мне конструкцию из коробки.

– Что это? – спросил я.

– Это… это заставит вас все з-забыть. – Винсент положил устройство на мою кровать – вероятно, ему трудно было удерживать на весу даже такой сравнительно легкий предмет. – Это заберет с собой все, что вы… Всю вашу память. Вы понимаете, о чем я?

– А я сам? – поинтересовался я. – Если я правильно понимаю, вместе с памятью это уничтожит мою личность?

– Да.

– Но тогда ведь это было бы чертовски глупо, разве не так?

– Я… Мне так жаль. Если бы вы знали… Вы не знаете кое-что очень важное… Если бы знали одну вещь…

– Винсент, я сейчас не в том настроении и состоянии, чтобы выслушивать вашу исповедь. О чем бы ни шла речь, я вас прощаю, и давайте закончим на этом.

На этом разговор иссяк, но коробка с короной из проводов и электродов осталась в палате. Из этого я сделал вывод, что Винсент твердо решил подвергнуть меня процедуре Забвения до того, как я умру, и прежде, чем он сам ослабеет настолько, что это будет ему не под силу.

Ночью нас обоих мучила боль.

– Все в порядке, – говорил я, пытаясь успокоить Винсента. – Все в порядке. Мы пытались улучшить этот мир.

Винсент молчал, его била крупная дрожь: для того чтобы облегчить его страдания, силы лекарств уже не хватало.

– Расскажите мне какой-нибудь анекдот, – сказал я, пытаясь его отвлечь. – Анекдот. Я начну, а вы продолжайте. Скажем, вот этот: англичанин, ирландец и шотландец входят в бар…

– Ради бога, перестаньте, Гарри, не заставляйте меня смеяться, от этого мне будет еще больнее.

– Ладно, тогда я расскажу вам одну реальную историю – а потом вы расскажете мне свою.

– Что ж, это будет справедливо, – признал Винсент.

Я рассказал ему о своем детстве в Лидсе, о том, как меня дразнили и задирали в школе, каким посредственным я был учеником и о том, какая это скука – изучать юриспруденцию.

Он поведал мне о своем богатом отце, хорошем, добром человеке, который ради своего сына был готов на все, и о том, как он, Винсент, этим пользовался.

Я рассказал о том, как гулял по поросшим вереском пустошам, как весной во влажных низинах распускаются яркие цветы и как в летнюю жару высохшая трава вдоль насыпи железной дороги, проложенной через болота, вспыхивает словно порох и сгорает в мгновенье ока, оставляя после себя хлопья невесомого черного пепла.

Он заговорил о саде с кустами рододендронов и о том, как из-за соседнего холма доносились гудки поездов.