Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт (2014)

Мне пытались помешать – правда, только путем уговоров и предупреждений о последствиях моего поведения. Я, однако, твердо стоял на своем. По телефону, установленному в ординаторской, я позвонил Акинлей. Сделав это, в кресле-каталке, одетый в больничный халат, спустился на улицу. Там было тепло и солнечно. Оранжевый диск светила уже клонился к горизонту. В воздухе стоял запах свежескошенной травы. Люди в страхе расступались при виде калеки в инвалидном кресле – лысого, с язвами на лице, с пятнами крови на забинтованной груди. С моим ужасным видом совершенно не вязалось восторженное выражение моего лица, и это пугало прохожих еще больше.

Мы встретились с Акинлей на окраине города. Она приехала в условленное место на маленьком красном «Фольксвагене». Уже много месяцев она, находясь неподалеку от лаборатории Винсента, ждала моего звонка.

Выйдя из машины, Акинлей с видимым сочувствием наблюдала за тем, как я приближаюсь к ней, неумело вращая руками колеса кресла-каталки.

– Ты выглядишь ужасно, – сказала она.

– Ничего удивительного – я ведь умираю, – ответил я, с трудом переползая на пассажирское сиденье автомобиля. – Мне нужны обезболивающие – чем больше, тем лучше.

– У меня их полно.

– Вот и хорошо. Отвези меня в какой-нибудь отель.

Акинлей отвезла меня в гостиницу и снабдила обезболивающими препаратами.

– А теперь дай мне ручку и бумагу, – попросил я.

– Но, Гарри, твои руки…

– Ручку и бумагу!

Получив и то и другое, я попытался писать, но быстро понял, что Акинлей была права – пальцы меня не слушались.

– В таком случае дай мне пишущую машинку.

– Гарри!

– Акинлей, – твердо сказал я, – меньше чем через неделю я умру. Я пока держусь исключительно благодаря тому чудесному коктейлю из лекарств, который растворен у меня в крови. Так что не теряй времени и раздобудь мне то, о чем я прошу.

Акинлей нашла пишущую машинку и накачала меня всеми мыслимыми и немыслимыми анальгетиками, чтобы боль не отвлекала меня от главного.

– Спасибо, – поблагодарил я ее. – А теперь оставь рядом со мной дозу морфия, способную свалить слона, и подожди меня где-нибудь снаружи, на воздухе. Не обижайся, сделай, как я прошу.

– Но, Гарри…

– Я буду тебе очень благодарен, – прервал ее я. – Увидимся в следующей жизни.

Когда Акинлей ушла, я устроился за столом перед пишущей машинкой, сосредоточился и, глядя на закатное зарево за окном, напечатал на листе бумаги:

Это мое послание тебе.

Мой враг.

Мой друг.

Ты наверняка уже все понял.

Ты проиграл.

Винсент!

Это письмо можно считать моим завещанием. И моим признанием, если угодно. Свидетельством моей победы – и моим извинением. Это последнее, что я пишу в моей нынешней жизни, поскольку мое тело умирает. Всему рано или поздно приходит конец. Вскоре я допишу это письмо, возьму в руку шприц, который оставила мне Акинлей, и положу конец мучающей меня боли. Все, что я рассказал тебе о себе, я сделал для того, чтобы побудить самого себя к действию. Я знаю, что своим рассказом я сделал себя несколько уязвимым. Теперь, чтобы защитить себя, я вынужден уничтожить тебя – а вместе с тобой и все то, что тебе известно обо мне. У меня нет другого выхода, и потому я перехожу к действиям.

Ты наверняка уже обнаружил, что меня нет в больнице. Тебя наверняка охватил страх: ты понял, что, несмотря на процедуру Забвения, моя память уцелела, а сам я сбежал.

Вероятно, ты понял не только это. Ты всегда умел мыслить логически, а значит, скорее всего догадался, что процедура стирания памяти не оказала на меня никакого воздействия – не только в последний раз, но и во время предыдущей аналогичной манипуляции. И в самый первый раз – тоже. Ты скорее всего уже сообразил, что я собираюсь тебе сообщить, но пока еще не можешь в это поверить.