Горящий берег - Уилбур Смит (1985)

Остановились они так неожиданно, что Сантэн налетела на Х’ани и упала бы, если бы старуха не поддержала ее. Потом Х’ани потянула ее вниз, и они молча легли.

— Что… — начала Сантэн, но Х’ани зажала ей рот рукой.

О’ва лежал рядом и, когда Сантэн успокоилась, показал за край дюны, на которой они лежали.

Внизу в двухстах футах от подножия дюны начиналась равнина, залитая мягким, серебряным лунным светом. Она уходила вдаль, насколько могла видеть Сантэн, — плоская, бесконечная; у Сантэн зародилась надежда на то, что дюны наконец остались позади. На равнине виднелся редкий лес мертвых деревьев.

Под луной они были серого цвета, цвета проказы, и протягивали к равнодушному небу увядшие кривые ветви, словно нищие попрошайки — пораженные артритом руки.

Призрачный пейзаж пробудил в Сантэн какой-то первобытный суеверный страх, и ее знобило, а когда между древних деревьев задвигалось что-то большое и бесформенное, словно мифологическое чудовище, она, вздрогнув, в ужасе прильнула к Х’ани.

Люди племени сан дрожали от возбуждения, будто охотничьи собаки, рвущиеся с поводка. Х’ани стряхнула с себя руку девушки и ткнула пальцем вперед. Когда глаза привыкли к темноте, Сантэн разглядела гораздо больше живых теней, кроме той, что метнулась первой, но эти были неподвижны, словно большие серые камни. Сантэн насчитала их пять.

Лежа на боку, О’ва перетянул маленький лук, проверил натяжение тетивы, выбрал из кожаной повязки на голове две стрелы, сделал знак Х’ани и стал отползать от вершины дюны. Когда его уже нельзя было увидеть на фоне неба, он встал и исчез в тенях и складках песка.

Женщины лежали за вершиной, неподвижные и тихие, как тени. Сантэн училась звериному терпению, которого требовала эта древняя пустыня от всех живых существ. Небо мало-помалу окрасили первые проблески дня, и теперь девушка яснее видела существ на равнине внизу.

Это были крупные антилопы. Четыре лежали неподвижно, а пятая, более крупная, с мощными плечами и шеей, стояла чуть в стороне. Сантэн решила, что это, должно быть, самец, потому что корпус у него был почти такой же, как у ее любимого Нюажа, а на голове величественно красовались два длинных, угрожающе прямых рога. Девушка вдруг живо вспомнила картину «Дама с единорогом», которую она видела в музее Клюни, куда отец привел ее в день двенадцатилетия.

Свет прибывал, и самец приобрел прекрасный мягкий желтовато-коричневый цвет. На его морде выделялись полосы потемнее, четкий, как у драгоценного кристалла, рисунок, который создавал впечатление, что животное в наморднике, однако во всем облике сернобыка было столько достоинства, что любая мысль о неволе немедленно исчезала.

Он повернул благородную голову в ту сторону, где лежала Сантэн, вытянул трубочки ушей и тревожно махнул темным, лохматым, как у лошади, хвостом. Х’ани положила руку на руку Сантэн, и они обе прижались к земле. Самец долго смотрел в их сторону, застывший и неподвижный, как мраморная статуя, но женщины не шевелились, и, наконец, самец опустил голову и принялся острыми черными копытами рыть мягкую землю.

«Да! Выкапывай сладкие корни, великий и прекрасный самец! — молча уговаривал его О’ва. — Не поднимай головы, вождь всех сернобыков, ешь хорошо, и я так станцую для тебя, что духи всех сернобыков вечно будут тебе завидовать!»

О’ва лежал в ста пятидесяти футах от сернобыка, по-прежнему слишком далеко для его маленького лука. Он покинул тень дюны почти час назад и за все это время преодолел не больше пятисот шагов.

На поверхности равнины виднелась небольшая впадина, скорее символическая, ибо глубиной она была меньше, чем в ладонь, но в тусклом лунном свете зоркий, охотничий глаз О’ва безошибочно засек ее. В эту впадину и проскользнул О’ва, словно маленькая янтарная змейка, и, опять-таки как змея, пополз на животе, медленно и плавно извиваясь, вознося молчаливые молитвы духам Звезды Льва, которые вывели его к этой добыче.