Горящий берег - Уилбур Смит (1985)

Сантэн ехала, бросив поводья, позволив лошади самой определять скорость и маршрут. Шаса сидел у нее на руках в перевязи, которая облегчала переноску. Она держала мальчика на согнутой руке, и он спокойно спал.

Ветер пятые сутки непрерывно хлестал пустыню, и подвижные пески с шорохом и свистом скользили по поверхности земли, как морская пена по берегу; круглые шары перекати-поля катились по земле, как футбольные мячи. Небольшое стадо антилоп-прыгунов повернулось спинами к холодным порывам ветра, зажав хвосты между ногами.

Сантэн обмотала голову тюрбаном из шарфа, а на плечи набросила одеяло, чтобы укрыть Шасу и себя от ветра. Она согнулась в седле; холодный ветер рвал концы одеяла и играл длинной гривой лошади. Сантэн сощурила глаза, оберегая их от переносимой ветром пыли, и увидела Палец Бога.

Он был еще далеко, едва различимый в насыщенном тусклой пылью воздухе, но торчал в небо, даже при такой погоде видный за пять миль. Именно поэтому Лотар Деларей и выбрал его. Он единственный в своем роде, его невозможно перепутать ни с чем иным на местности.

Сантэн подняла голову лошади и заставила ее пойти быстрее. Шаса во сне заплакал, протестуя против смены ритма, а Сантэн выпрямилась в седле, пытаясь прогнать печаль и гнев, тяготившие ее и грозившие раздавить душу.

Постепенно Палец Бога становился все более заметен на фоне желтого пыльного неба — тонкий каменный столб, устремленный к небесам, с утолщением на самой верхушке, в двухстах футах над равниной, похожим на раздутый капюшон кобры. Вглядываясь в неподвижный камень, Сантэн вдруг ощутила необъяснимый суеверный страх, какой, наверное, охватывал когда-то давно готтентотов, назвавших этот столб «коброй».

У подножия огромного каменного монумента блеснул свет, отраженный от металла; она заслонила глаза и вгляделась внимательнее.

— Шаса, — прошептала она, — они здесь! Они ждут нас!

Она пустила усталую лошадь легким галопом и приподнялась в стременах.

В тени каменного столба стоял автомобиль, рядом была воздвигнут маленький зеленый садовый шатер. Перед навесом горел костер, над ним поднимался столб дыма, синий, как перо цапли. Ветер разносил его по равнине.

Сантэн сорвала с головы тюрбан и замахала им, как флагом.

— Здесь! — закричала она. — Я здесь!

От костра встали две едва различимые человеческие фигуры и смотрели на нее.

Она махала руками и кричала, пустив лошадь в галоп, и одна из фигур побежала ей навстречу. Женщина, крупная женщина в длинной юбке. Приподнимая юбку до колен, она торопливо бежала по мягкой почве. От усилий и переживаний лицо ее было ярко-алым.

— Анна! — закричала Сантэн. — О Анна!

По широкому красному лицу текли слезы. Анна выпустила юбку и широко раскинула руки.

— Мое дитя! — закричала она. Сантэн соскочила с седла и, прижимая Шасу к груди, бросилась в ее объятия.

Обе плакали, цепляясь друг за друга и пытаясь говорить, одновременно и бессвязно, смеясь между всхлипами. Шаса, зажатый между ними, издал протестующий вопль.

Анна схватила его и обняла.

— Мальчик, это мальчик! Мишель!

Счастливая Сантэн всхлипывала.

— Я назвала его Мишель Шаса.

Шаса завопил и схватил руками это замечательное лицо, такое большое и красное, как спелый плод.

— Мишель!

Анна плакала, целуя его. Шаса, который все знал о поцелуях, широко раскрыл рот и залил теплой слюной подбородок Анны.

Неся Шасу, Анна повела Сантэн за руку к шатру и костру.

К ним почтительно приблизился высокий мужчина с сутулыми плечами. Его редеющие рыжеватые с проседью волосы были зачесаны назад со лба ученого, а мягкие, немного близорукие глаза были чуть темнее, чем голубые глаза Майкла; нос, такой же крупный, как у генерала Шона Кортни, казалось, слегка стыдился своей величины.