Скиталец - Бернард Корнуэлл (2002)

Этот мощный дальнобойный лук был больше человеческого роста, а в середине, в самой толстой своей части, равен в обхвате запястью лучника. Его сделали из тиса. Томас считал, что это итальянский тис, хотя полной уверенности на сей счет у него не было: жерди, ставшие заготовками, выбросило на берег с затонувшего корабля. Он сам придал заготовке необходимую форму, оставив прежний обхват в середине, но обстрогав и утончив ее по концам, что позволяло луку хорошо гнуться. Затем Томас, используя воск, масло и сажу, окрасил лук в черный цвет и надел на оба конца навершия из оленьих рогов с насечками, чтобы закрепить тетиву. Насечки располагались так, что, когда на лук надевалась конопляная тетива, твердая сердцевина ствола находилась с внутренней, обращенной к тетиве и к лучнику стороны, а пружинистая заболонь – с наружной. Томас оттягивал тетиву к уху, а когда отпускал ее, двойное напряжение сердцевины и заболони посылало стрелу вперед со свистом, бешеной скоростью и невероятной силой. К деке оружия, у того места, где его левая рука в бою крепко обхватывала тис (и по которому после выстрела хлестала пропитанная копытным клеем пеньковая тетива), юноша прибил гвоздями кусочек серебра. Томас вырезал его из священного сосуда для причастия, который использовал еще его отец в Хуктоне. Кусочек с изображением йейла, держащего Грааль. Йейл был элементом фамильного герба Томаса, хотя тот долго не ведал об этом, ибо отец не спешил познакомить сына с семейной историей. Он так и не рассказал Томасу, что род Вексиев был некогда знатным, но его предки принадлежали к числу вождей еретиков-катаров. Их родовое гнездо в Южной Франции было разорено и сожжено дотла, а семья разъехалась повсюду, укрываясь в самых темных уголках христианского мира.

Томасу мало что было известно о катарской ереси. Он хорошо освоил лук, знал, как выбрать стрелу из ясеня, березы или граба, как оперить древко гусиными перьями и как приладить к кончику стальной наконечник. Томас Хуктон мог безошибочно послать стрелу, чтобы пронзить доспехи и плоть врага, но это не было знанием. Скорее это было инстинктом, ведь он набивал руку с детства, практикуясь все дни напролет, стирая пальцы в кровь о тугую тетиву. Раз за разом Томас сгибал упругий лук, натягивал тетиву к уху, пока, как все лучники, не приобрел богатырский разворот плеч и могучие мускулы на руках. Надобности знать, как использовать лук, у Хуктона не возникало, стрелять было для него столь же естественным делом, как ходить, есть или дышать.

Добравшись до ограждавших верхнюю тропу наподобие частокола грабов, он обернулся. Элеонора уходила прочь, и хотя Томасу хотелось ее окликнуть, он понимал, что девушка уже слишком далеко и все равно его не услышит. В конце концов, это не первая их ссора. Он вообще считал, что мужчины и женщины полжизни тратят на свары, а полжизни – на любовь, причем размолвки только подогревают чувство, придавая ему остроту. Юноша слегка улыбнулся, ибо в чем-то даже одобрял упрямство и несговорчивость своей невесты, а потом повернулся и зашагал по плотному ковру из опавших грабовых листьев, устилавшему тропу между огороженными камнем лугами, где сейчас паслись сотни оседланных коней. То были боевые кони английских рыцарей и ратников, и, поскольку всадники спешились, Томас понял: они рассчитывают, что шотландцы нападут первыми. Конный рыцарь и латник силен в атаке, обороняться же лучше пешим. Разумеется, коней не расседлывали, дабы воины в кольчугах, в зависимости от того, как обернется битва, имели возможность добраться до лошадей, сесть в седла и ринуться в погоню за отступающим недругом либо пуститься наутек.