Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу (1991)

— Мой корабль в твоем распоряжении до тех пор, пока ты не сможешь снова вернуться домой, — улыбнулся Бела, — капитан об этом знает. К счастью, его груз — фалернское вино, и оно будет только улучшаться все время, пока ты не сможешь выгрузить его. Мы желаем тебе всего наилучшего.

— И я желаю тебе того же, Авл Бела, и никогда тебя не забуду, — растроганно проговорил Гай Марий.

Так закончился день, принесший столько волнений. Мужчины и женщины Минтурн стояли на пристани, пока корабль не скрылся за горизонтом, затем они всей толпой двинулись по домам, чувствуя себя так, словно выиграли большую войну. Авл Бела шел последним, улыбаясь про себя. В последних лучах заката ему пришла в голову великолепная идея. Он найдет величайшего на всем полуострове настенного живописца и поручит ему запечатлеть историю Гая Мария в Минтурнах. Он закажет серию огромных картин. Эти картины украсят новый храм Марики, который будет сооружен в его любимой роще. Марика была морской богиней, которая родила Латина, а дочь Латина Лавиния вышла замуж за Энея и произвела на свет Юла, — так что эта богиня имеет в своем роде особое значение для Гая Мария, ведь тот женат на Юлии. Марика была также покровительницей их города. Минтурны не совершали ничего более великого, чем отказ убить Гая Мария; и в грядущих веках вся Италия узнает об этом благодаря фрескам в храме Марики.

* * *

С этого времени Гай Марий уже больше не подвергался опасности, хотя его странствия были долгими и изнурительными. Девятнадцать из двадцати беглецов соединились на острове Энария. Там они тщетно ждали Публия Сульпиция. После восьми дней ожидания они с грустью поняли, что он уже не приедет, и отплыли без него. Из Энарии они отважно отправились в открытые воды Тусканского моря и бороздили их, пока не достигли северо-западного мыса Сицилии, где и бросили якорь в порту города Эрикс.

Карта 10. Маршрут бегства Гая Мария из Рима.

Здесь, на Сицилии, Марий надеялся остаться. Ему не хотелось рисковать, удаляясь от Италии дальше, чем это было необходимо. Хотя его физическое состояние было отменным, несмотря на все недавние испытания, он сам сознавал, что с его рассудком дела обстоят далеко не так благополучно. Иногда он забывал названия предметов; подчас чужие слова начинали вдруг для него звучать совершенно непонятно, как варварский говор скифов или сарматов. Он не реагировал на отвратительные запахи или вдруг принимал колыхание перед глазами рыбачьих сетей за повреждение собственного зрения. Он мог внезапно покрыться невыносимой испариной или забыть, где находится. Наконец, у Мария окончательно испортился характер, он стал раздражительным, ему всюду мерещились пренебрежение и обиды.

— Что бы это ни было в нас, — то, что позволяет нам думать, находится в нашей груди, как говорят некоторые, или в наших головах, как уверяет Гиппократ, а я лично верю ему, потому что думаю с помощью моих глаз, ушей и носа, иначе почему бы им не находиться так же далеко от источника мысли, как они находятся от сердца и печени? — однажды, перескакивая с мысли на мысль, говорил он своему сыну, пока они дожидались в Эриксе аудиенции у местного правителя. Марий говорил запинаясь, яростно хмуря огромные брови и зачем-то постоянно их пощипывая. — Позволь мне начать снова… Что-то постоянно жует мой мозг, Марий-младший, откусывая по кусочку. Я все еще помню прочитанные некогда книги, и когда прилагаю усилия, то могу мыслить правильно и последовательно. Могу руководить собранием и делать все, что некогда делал в прошлом. Но не всегда. И эти изменения происходят таким образом, что я их не понимаю. Временами я даже не сознаю этих изменений. Ты должен простить мне грубости и капризы. Мне надо сохранить умственные силы, потому что когда-нибудь я еще стану консулом в седьмой раз. Марфа из Сирии сказала, что это случится, а она никогда не ошибается. Никогда не ошибается… Я говорил тебе об этом, не так ли?