Владыка Ледяного Сада. Ночной Странник - Ярослав Гжендович (2005)

Двор стоит на холме, перед ним виднеется излучина реки, в которую впадает мой ручей. Предполье вырублено, все покрыто пнями некогда срубленных деревьев. С места, где стою, виден частокол, венчающий вал, ощетинившийся заостренными кольями. Над ними – запавшие крыши, покрытые обомшелым гонтом. Вокруг вала, там-сям, стоят низкие темные избы из бревен, без окон, словно присевшие под тяжелыми стрехами.

Я вижу людей. Несколько человек выбегают из леса и наперегонки гонят к форту.

Крик.

В десятке метров от меня, по щиколотку в ручье, стоит девушка с белой мокрой тряпкой в руках. Я вижу бледное испуганное лицо, широко открытые глаза, наполненные чернотой. Прядки мокрых темно-фиолетовых волос приклеились к ее лицу, длинное голубое платье, тоже мокрое, облепляет тело. Она стоит так секунду, потом издает испуганный писк и в панике бросается вверх, сверкая босыми стопами. На берегу остается лишь деревянное ведро, полное мятых тряпок.

В форте уже закрывают врата, кто-то гонит внутрь двух перепуганно рычащих косматых коров, массивных как буйволы, с раскидистыми рогами. Крики, лай псов, а над всем этим встает протяжный голос какой-то трубы, что звучит будто рев мамонта.

А тут рады гостям.

Но живут здесь добрые люди. У тропы возведен кривой деревянный навес. Бревна, накрытые крышей. В нем только три стены, а перед входом виден круг камней и кучка влажных углей. Дальше выстроена полукруглая каменная стенка, чтобы отражать тепло внутрь. Есть и кучка топлива, заботливо прикрытая от дождя слоем веток. В центре стол, сколоченный из половинок балок, и две лавки. Что еще нужно?

Здесь не следует внезапно подходить к домам и стучать в ворота. Следует сесть и ждать, пока к тебе выйдут. А если не выйдут, есть где переночевать, разжечь костер, имеется крыша над головой. Отдохни, поешь, выспись и ступай себе прочь. По сути, милый обычай.

Прежде всего я сбрасываю проклятущее седло на лавку и снимаю мокрое снаряжение.

Отрубленную лапу твари я оставляю снаружи. Пусть мокнет. Ей нужно стать моим откупным, чем-то вроде «я избавил вас от чудовища». Может, разузнаю, что это вообще такое.

Разжигаю костер под навесом. Это требует бенедиктинского терпения, раздувания жара, подкладывания маленьких иголок и щепок, а потом – оберегания утлых язычков пламени от ветра.

Минут через двадцать у меня – гудящий огонь, который не боится сеющегося дождя. Сижу на столе со скрещенными ногами, курю трубку с моим бесценным табаком «Вирджиния» и мечтаю о чае. Увы. Чая мне не дали. Только сейчас до меня доходит, сколько полезных вещей могло уцелеть на станции. Хотя бы – чай. Они наверняка не выпили весь чай, а я взял и сжег.

Двор на холме кажется покинутым, темным, хмурым и тихим. Я чувствую, что за мной пристально следят, но, пожалуй, радуюсь, что меня решили игнорировать.

Меняю белье и вытаскиваю из вьюков сухое исподнее. Нахожу полукожух с капюшоном и делаю ревизию припасов.

Есть у меня бульон в кубиках, помещенный в какой-то промасленный кожаный мешочек. Есть у меня немного карпатских копченых сыров, сухая колбаса, мясо в полосках, сухари, завернутые в пергамент. Стеклянная баночка с медом, закрытая широкой крышкой. Немного запрессованных сухих фруктов с орехами, несколько батончиков халвы, но без упаковки; они обернуты в какие-то листья, должно быть виноградные.

Не могли дать мне сахара. Это было бы ужасно опасно. Зато могли – халву и прессованные фиги или кусок пробки. Насколько я знаю, ни миндаля, ни фиг, ни пробковых дубов здесь нет, так отчего пожалели немного чаю? Не могли завернуть это вот в чайные листья?