Как хороший человек становится негодяем. Эксперименты о механизмах подчинения. Индивид в сетях общества - Стэнли Милгрэм (2017)

Оставив в стороне доказательную базу этой дискуссии, рассмотрим доводы, которые приводит Орн в поддержку своего представления, что испытуемые способны заглянуть за завесу экспериментальной мистификации. Прежде всего, Орн утверждает, что испытуемые психологических экспериментов склонны «видеть свою задачу как учебную ситуацию, в которой им нужно определить, какое положение дел „реально“, и соответственно отреагировать». Я не разделяю его убежденности, что люди в большинстве своем подозрительны, недоверчивы и стремятся перехитрить авторитетных ученых, да и едва ли среди почтальонов, учителей, торговцев, инженеров и рабочих – наших обычных испытуемых – найдется много таких, кто знает о психологических экспериментах. Как говорит Орн, в университетских кругах ходят «слухи» о подобного рода начинаниях, и это так, однако это все же черта местной культуры того или иного кампуса и, как Орну, несомненно, известно, не имеет отношения к нашему исследованию, которое опирается в целом на испытуемых, далеких от университетской жизни (Milgram, 1963, 1965b). Среди наших испытуемых были люди самые разные – и очень умные, и весьма ограниченных интеллектуальных способностей. Лишь очень немногие приступали к участию в эксперименте с явным недоверием к экспериментатору. Они не пытались его перехитрить, а, напротив, стремились посоветоваться с ним по личным вопросам и, вероятно, путали психологический эксперимент с приемом у психиатра. Что же за мир описывает Орн? Мир, полный взаимного недоверия, где у каждого скрытые мотивы и свои тайные цели. Мне не верится, что это имеет отношение к реальности – даже к реальности психологического эксперимента. Меня поражает, что Орн не просто крайне подозрительно подходит к экспериментам как таковым, но и предполагает, что подобное мировоззрение свойственно и испытуемым. Он считает, что и они ищут скрытые мотивы и тайные смыслы, хотя на самом деле это можно сказать лишь о крошечной доле испытуемых, для которых в принципе характерна паранойя. Орн настаивает, что в экспериментальном процессе есть несообразности, выдающие обман. Он утверждает, что испытуемый решит, будто требование ударять током человека, чтобы проверить предполагаемую связь между наказанием и обучением, – это совершенно неправдоподобно, ведь экспериментатор вполне мог бы наносить удары сам. Однако если бы Орн ознакомился с выдержками из инструкций, которые прилагаются к первому отчету об эксперименте (Milgram, 1963), то смог бы сделать вывод, что испытуемому отводилась определенная роль и разъяснялась причина, по которой он должен был ударять током жертву. Вот что говорили испытуемому:

Мы не знаем, как именно нужно наказывать ученика, чтобы добиваться наилучших результатов в обучении, и не знаем, насколько важно, кто именно его наказывает, насколько лучше взрослый учится у человека моложе или старше себя и многое другое в том же духе. Поэтому наше исследование состоит в том, что мы привлекаем много взрослых людей разного возраста и профессии. И одних мы просим быть учениками, а других учителями. Мы хотим выяснить, как влияют друг на друга разные люди в роли учеников и учителей, а также как влияет наказание на усвоение учебного материала в такой ситуации.

Следующее сомнительное обстоятельство, согласно Орну, – это «несоответствие между относительно тривиальным экспериментом и невозмутимостью экспериментатора, с одной стороны… и тяжестью страданий жертвы». Здесь можно с той же убежденностью возразить, что люди обычно не оценивают относительную важность научных исследований, а холодная профессиональная манера экспериментатора типична для любого представителя власти в наши дни, так что он ведет себя совершенно естественно, и это придает ситуации правдоподобия. Однако опровергнуть этот аргумент можно, только оценив, насколько доверяет ситуации сам испытуемый.[26]