Королева - Салли Беделл Смит (2013)

К следующей пятнице аббатство превратили в зеленую рощу, расставив вдоль всего нефа шестиметровые клены и грабы в кадках, утопающие у земли в пышной ландышевой пене. Кэтрин хотела создать под величественными готическими сводами иллюзию цветущего сада, по которому отец поведет ее к алтарю. Кроме этого смелого шага, они с Уильямом внесли в бракосочетание немало других примет современности. Помимо великолепной фотографии молодоженов, сделанной Марио Тестино, церемония венчания обогатилась благодарностями собравшимся за “доброту” и “тепло любви”, которая “тронула нас обоих до глубины души”.

Еще утром перед церемонией королева даровала Уильяму и Кэтрин титул герцога и герцогини Кембриджских. Однако молодые, в нарушение всех условностей, объявили, что оставят и прежние свои имена. “Их можно свободно звать принц Уильям и принцесса Кэтрин, – говорит Падди Харверсон, пресс-секретарь принца Чарльза (хотя формально титул “принцесса” присваивается по праву рождения), – и никто не будет возражать” (135).

Всем передавалась радость молодой пары, двух любящих и понимающих друг друга людей. При этом венчающиеся демонстрировали, как выразился архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс, “совершенно неподдельное” (136) почтение к тысячелетним традициям монархии. Стоя у алтаря в алой с золотом форме почетного полковника Ирландской гвардии, Уильям шепнул Кейт: “Ты прекрасна” (137). Она действительно была прекрасна в простом, но изысканном платье с кружевом ручной работы на лифе и рукавах, под невесомой вуалью с изящной бриллиантовой диадемой “Гало”, одолженной королевой. Выезжая из аббатства в Парадном ландо 1902 года, Кэтрин спросила: “Ты счастлив?” – “Да, – ответил Уильям. – Это просто чудо. Я горжусь, что ты стала моей женой” (138).

Королева тоже назвала венчание “чудесным” (139). В ярко-желтом пальто и шляпке в тон она одобрительно, однако сдержанно наблюдала за церемонией из переднего ряда, восседая вместе с принцем Филиппом на деревянных позолоченных креслах с алыми шелковыми подушками. Жених с невестой уверенно держались под прицелом сорока телекамер, передающих каждый их жест и слово двум-трем миллиардам зрителей в ста восьмидесяти странах мира. Это не считая четырехсот миллионов пользователей Интернета (140), оставляющих по двести тридцать семь сообщений в твиттере в секунду (141).

Свадебная церемония получилась абсолютно британской, англиканской, и наглядно продемонстрировала роль королевской семьи как хранительницы высоких патриотических чувств, давая стране возможность “сплотиться, забыв о розни и политических разногласиях” (142), – писала “The Times”. Вопреки экономическому кризису и пессимистичным настроениям “солнца, смеха и веселья хватало на всех”.

Если 2002 год стал поворотным для королевы, то 2011-й – для монархии. У института, “который помог сплотить страну” и “породил невероятных личностей”, появилась, как назвал молодую пару Дэвид Камерон, “команда будущего” (143). Прямых упоминаний о Диане в аббатстве не прозвучало, однако ее незримое присутствие все равно ощущалось – из-за церковного гимна, исполненного на ее похоронах в этих же стенах, из-за воспоминаний о том, как стойко держался в тот день Уильям. Четырнадцать лет спустя он обрел счастье и закрыл эту мучительную главу своего прошлого.

Королева тоже сияла, выйдя на шесть минут на балкон Букингемского дворца вместе с молодоженами, которые поцеловались два раза под ликующий гул толпы вокруг памятника Виктории. Елизавета II скромно держалась в тени, но, когда настало время уходить, именно она увела с балкона Виндзоров и Миддлтонов. Как и в аббатстве, в просторных парадных покоях атмосфера царила на удивление домашняя, далекая от помпезности, и даже во флористических композициях присутствовали простые шотландские нарциссы и лесные первоцветы (144). “Прием был роскошным, – свидетельствовал писатель Саймон Себаг-Монтефиоре, – однако непринужденностью, уютом и весельем он не уступал традиционной британской семейной свадьбе” (145).