Анабасис - Ксенофонт (2003)

(21) "Однако, поскольку они сами нарушили договор,

то тем самым, как мне кажется, рушилась их надменность и исчезла наша

зависть. Теперь эти прекрасные призы доступны для наиболее достойных, а

агонотетами(129)

являются боги, которые конечно, будут на нашей стороне. (22) Враги ведь

оказались перед ними клятвопреступниками, а мы, видя перед собой много

всяких благ, упорно от них воздерживались из-за клятв перед богами, и

потому, как мне кажется, мы можем вступить в состязание с гораздо

большей уверенностью в себе, чем они. (23) Кроме того наше тело более

способно переносить стужу, зной и труды, чем их тело. И дух наш, слава

богам, тоже тверже их духа и если только боги, как и в прежнее время,

даруют нам победу, то в удел им достанутся раны и смерть. (24)

Возможно, другим тоже уже приходили в голову такие же мысли, но, ради

богов, не будем дожидаться их прихода и призыва к подвигам, а сами

начнем побуждать других к доблести. Покажите себя лучшими из лохагов и

стратегами, наиболее достойными быть таковыми. (25) Что касается меня,

то если вы решите возглавить это дело, -- я охотно последую за вами, и

если вы поставите меня вождем, то я не буду отговариваться, ссылаясь на

молодость, так как считаю себя в самом подходящем возрасте для

отвращения от себя бедствий".

(26) После этой речи все начальники просили

Ксенофонта взять на себя предводительство, кроме некоего Аполлонида,

который говорил на беотийском наречии. Этот человек назвал пустым

болтуном всякого, кто утверждает, будто можно спастись иным способом,

кроме подчинения царю, если это вообще возможно, и в то же время он

начал перечислять трудности настоящего положения. (27) Однако Ксенофонт

перебил его и сказал: "Странный человек! Ты не понимаешь того, что у

тебя перед глазами, и не помнишь воспринятого твоими ушами. А между

тем, ты находился тут же вместе вот с этими людьми, когда царь, после

смерти Кира, возгордился и через посланных приказал нам сдать оружие.

(28) А когда мы не сделали этого, но, вооружившись, двинулись в путь и

разбили лагерь рядом с ним, то чего только он не делал -- и засылал

послов, и просил заключить союз, и предлагал нам продовольствие до тех

пор, пока не был заключен договор. (29) Когда же стратеги и лохаги

пошли к ним для переговоров, как и ты советуешь нам поступить, и,

полагаясь на договор, не взяли с собой оружия, то разве их не били, не

истязали, не насмехались над ними, причем эти несчастные даже не могли

умереть, хотя, как я думаю, они очень этого желали? И зная все это, ты

называешь тех, кто ратует за оборону, вздорными болтунами и зовешь их

снова пойти и отдать себя в руки врагов? (30) Я предлагаю не допускать

этого человека в нашу среду, но освободить его от звания лохага,

взвалить на него кладь и использовать в качестве носильщика. Он срамит

свою родину и всю Элладу тем, что, будучи эллином, он таков, каким мы

его видим!". (31) Тогда слово взял Агасий-стимфалиец и сказал: "Но у

этого человека решительно ничего нет общего ни с Беотией, ни с Элладой.

Я заметил: у него, как у лидийца, проколоты оба уха"(130).

(32) Так оно и оказалось, и его прогнали. Остальные, проходя по рядам,

стали вызывать стратега, если таковой был жив, в противном случае его

помощника и, если был жив лохаг, -- лохага. (33) Когда все сошлись, они,

уселись на аванпостах; собралось всего около ста человек стратегов и

лохагов. (34) Приближалась полночь. И тогда Иероним-элеец, как старший

из лохагов Проксена, первым сказал: "Стратеги и лохаги, ввиду

создавшегося положения, мы решили собраться и пригласить вас с целью,

если это удастся, принять полезное для нас решение. Ксенофонт, -- сказал