Миссия в Ташкент - Фредерик Маршман Бейли (2013)

С помощью Мандича я готовился поступить на службу в контрразведывательную службу большевиков. Это было отделение координации и планирования, и по-русски называлось Военный контроль. Это было отделением ЧК, но самостоятельным. В его обязанность входило иметь дело с иностранными агентами и шпионами в Туркестане, и собирать информацию из Персии, Афганистана, Бухары и Китая. Оно не имело никакого отношения к контрреволюционерам, укрывателям, спекулянтам, саботажникам и «хулиганам» и другим подобным врагам пролетариата. Этих злодеев оставили в распоряжение ЧК.

Я изображал из себя австрийского военнопленного румына по национальности. Это было опасно, поскольку я не знал ни одного слова по-румынски. Это не имело большого значения в обычной жизни, как можно было бы это себе представить. Я воспринимался как «австриец», и русские редко спрашивали, был ли я немцем, румыном, венгром, чехом, поляком, итальянцем или кем-то еще из дюжины возможных национальностей. В то же время всегда был риск, что я могу столкнуться с румынскими военнопленными, и кто-то при этом мог бы упомянуть, что я тоже румын. Опасаясь этого, я избегал сталкиваться с военнопленными, и, в общем, удача мне никогда не изменяла.

Начальником отдела контрразведки был человек, которого звали Дунков. Он был самым опасным типом. Образованный и сравнительно богатый человек перед революцией, он бросил все ради того, во что он верил, чтобы строить лучшую жизнь, что воспитало в нем фанатизм, заставляющий его выискивать людей, подозреваемых в противоположных взглядах, и казнить их! Он никого не принимал на службу в контрразведку без личного собеседования. Осуществление нашего плана казалось очень трудным делом, но риск был оправдан, и, если бы план удался, то я бы оказался в неприступной позиции члена большевистской военной секретной службы.

Мы долго ломали голову над тем, как преодолеть эти трудности. И Мандич предложил такое решение — пусть я буду албанцем! Возможно, я не был похож на албанца и, конечно, не знал ни одного слова на этом языке, но, насколько мы знали, никто в Ташкенте кроме Мандича даже в глаза не видел ни одного албанца и тем более не говорил с ним! Невозможно было продумать ситуацию до мелочей и понять, какие вопросы мне могли бы задать на собеседовании, но в любом случае мне было полезно иметь родной язык, на котором никто в Ташкенте не мог говорить, чтобы меня проверить. У меня должна была быть придуманная история, легенда для объяснения того, как я попал в Ташкент. И вот что мы придумали: