Миссия в Ташкент - Фредерик Маршман Бейли (2013)

Когда он возвращался, он ехал в поезде с тем самым человеком, первым его поприветствовавшим у дверей консульства, который думал, что Мандич «комиссар Самарканда». Мандич поверил его словам, что он афганец, но он на самом деле был индийским революционером из Пешавара по имени Мухаммад Миан по прозвищу Моулви Хамал.

Вместе со своим русскоговорящим коллегой он пригласил нас в консульство, и мы, миновав несколько афганских солдат, вошли во внутреннюю комнату, где на кровати лежал болезненного вида старик, которому мы и были представлены. Я полагаю, это был Мохманд с Пешаварской границы, однако мне трудно в данном случае утверждать это наверняка, когда у всех людей здесь было по нескольку псевдонимов и много причин временами скрывать свое настоящее имя.

Наш русскоговорящий провожатый вышел из комнаты, и с нами разговаривали другие люди.

Я понимал все, о чем они говорили, но они, конечно, не догадывались об этом. Индийский революционер — знакомый Мандича по совместному железнодорожному путешествию, сказал, что он (Мандич) комиссар из Новой Бухары или Самарканда и что он никогда не видел меня до этого и ничего обо мне не знает. Тогда они попросили слугу позвать переводчика. Пришел моложавый афганец, который спросил нас обоих на английском, говорим ли мы по-английски.

Я ответил, что Мандич не говорит, а я понимаю немного, но почти не говорю. Затем мы сели все пить чай, и к нам присоединился старик, которого нам представили как «главного муллу всего Афганистана», в то время как индиец из Пешавара, встретивший нас на улице, был «главный мулла всей Индии».

Компания участвовавших в чаепитии состояла из четырех человек, за исключением Мандича и меня. Старый Мохманд на кровати, два мнимых главных муллы Индии и Афганистана и англоговорящий переводчик. Мы провели около часа, беседуя с ними. Я выступал в качестве переводчика, представляя Мандича в качестве важной персоны. Я говорил очень немного по-английски, стараясь говорить медленно и плохо, а затем переводил услышанное на немецкий для Мандича. Я никогда раньше этого не делал и нашел, что это весьма непростое дело. В гораздо большей степени трудное, чем это может показаться. Переводчик говорил с индийцами на хиндустани, а с афганцем по-персидски. Я понимал все, что они говорили, и это в дальнейшем усложнило для меня ситуацию. Я иногда ловил себя на том, что ссылался на что-то, что мне не было сказано по-английски. Естественно, беседа свелась к оскорблению моей родной страны, и спустя какое-то время переводчик ушел за тем, чтобы принести «Английскую официальную книгу», в которой они могли бы показать мне официальные оскорбления в адрес Афганистана. Я был сильно удивлен, когда он вернулся. Оказалось, что этой «книгой» был «Альманах Уитакера»[69] за 1919 год, где утверждалось, что Афганистан был буферным государством, чьи внешние связи контролировались Великобританией. «Какие свободолюбивые нации потерпят такое оскорбление как это?» — вопрошали они.

Чтобы укрепить моих собеседников в мнении, что я совсем плохо знаю английский, я притворился, что не понимаю смысла выражения «буферное государство», и сказал Мандичу, что я не совсем понял, что это значит. Мандич сразу воскликнул по-немецки «Аа, буферное государство, буферное государство». Эти слова настолько почти идентично звучали по-английски и по-немецки, что у меня, конечно, не было никаких оправданий моей неспособности сразу правильно их перевести. Будь наши собеседники чуть более внимательными, они могли бы обратить внимание на этот мой ляп и поймать меня на этом.

Афганцы выиграли войну, и мир был заключен на афганских условиях, то есть полная свобода Афганистана и большие уступки для индийцев.