Автобиография Твен Марк - Марк Твен (2014)

Осмотрим большую гостиную, или салон, в начале этой длинной перспективы, которую я описывал. Сводчатый потолок прекрасен как по форме, так и по отделке. Он расписан превосходными и изысканными фресками. Потолок напоминает о Козимо. Двери, задрапированные тяжелым бледно-голубым шелком с едва заметным узором, являются реликтом эпохи короля Вюртембергского. Блестящая белая, опоясанная медью фарфоровая пагода с открытым камином для дров является напоминанием о русской княжне и присущем ей с рождения опыте взаимоотношений с холодной погодой. Светло-серые обои, украшенные золотыми цветами, могут относиться к кому угодно – мы не станем прослеживать их родословную. Остальной кусок комнаты – определенно результат пребывания графини Массильи. Его кричащие диссонансы и несообразности явно зародились в ее суматошном мозгу. Пол покрыт войлокообразным ворсом натужно-красного цвета – так и видишь барахтающееся в нем фараоново войско. По этому Красному морю на манер островов раскиданы четыре ковра, четыре свирепых по окраске острова, облаивающих друг друга и море. Есть диван, обтянутый грубой тканью, – бешенство зеленого, синего и кроваво-красного, дешевая и не способная ввести в заблуждение имитация флорентийской вышивки. Есть диван и два стула, обитые бледно-зеленым рисунчатым шелком, с деревянными частями из трех различных пород американского черного ореха – шаткие, дешевые, фабричного производства. Есть диван из французского ореха, обитый узорчатым шелком изуверского линялого оттенка раздавленной клубники, и есть кресло ему под пару. Есть простой и незамысловатый, совершенно черный ореховый стол, без всякого покрытия, которое одевало бы его наготу, под ним большая круглая оттоманка, покрытая бледнейшим из бледных зеленым шелком, – нечто вроде раздутого гриба, который что есть сил бранится и с Красным морем, и с безумными коврами, и с останками раздавленной клубники. У стены стоит высокий застекленный книжный шкаф фабричного производства, материал – американский серый орех. Он стоит достаточно близко к тяжелым шелковым драпировкам короля Вюртембергского, чтобы мощно акцентировать свои дешевизну и уродство. На стенах висят три хорошие акварели, шесть или восемь очень плохих, ханжеского вида портрет графини в подвенечной вуали и платье с низким вырезом, а также некоторое количество фотографий членов ее клана. Одна их них – это портрет графа, у которого мужественное умное лицо и облик джентльмена. Кой черт его дернул стать обладателем графини, сейчас он, наверно, и сам не смог бы объяснить.

Вся литература этого безбрежного дома содержится в том самом купленном с торгов американском книжном шкафу. Там четыре полки. Верхняя составлена из смешанной литературы хорошего качества, на следующей стоят книги в цельнотканевых переплетах, посвященные христианской науке[67] и спиритуализму – сорок тонких книжечек; две оставшиеся полки содержат пятьдесят четыре журнальных номера «Блэквуда»[68], начиная с 1870 года. Этот книжный шкаф и его содержимое были, вероятно, вывезены из Америки матерью графини, которая несколько месяцев назад сорвалась с места и вернулась в Филадельфию. Невозможно приписать «Блэквуда» графине – в этих журналах нет ничего, что могло бы ее заинтересовать. Весьма маловероятно, что и религиозная полка могла привлечь ее симпатии, поскольку в смысле склада ума и характера эта дама состоит из зависти, ненависти, злобы и вероломства. Без сомнения, она самая дьявольская личность, с какой я когда-либо сталкивался на своем жизненном пути.