За горами – горы. История врача, который лечит весь мир - Киддер Трейси (2015)

Работа задумывалась как “антропологическая интерпретация страдания”, совмещающая доказательный материал из разных областей науки: этнографии, истории, эпидемиологии и экономики. Однако начинаться она должна была с истории Канжи. Следуя антропологической традиции, Фармер дал деревне псевдоним – До-Кэ. Сидя на выступе горной породы на вершине холма, он писал: “Самый лучший вид на До-Кэ открывается с одного из крутых холмов странной конической формы, почти кольцом окружающих деревню”.

С этого наблюдательного пункта Канжи выглядела горсткой маленьких строений, разбросанных как попало по склону, практически лишенному растительности. Вон там, близко к вершине – домик Дьедонне, ныне пустующий, так как хозяин в прошлом октябре скончался от СПИДа. А в том домике у дороги СПИД медленно свел в могилу Аниту Жозеф. Пейзаж хранил в себе горькую память. Фармер перебирал в уме и многих других пациентов, унесших в могилу свои анамнезы, живо вспоминал трех молодых гаитянок, помогавших ему с первым медицинским соцопросом в Канжи: Асефи умерла от малярии, Мишле от брюшного тифа, Ти-тап Жозеф от послеродового сепсиса. Всех этих смертей можно было бы избежать, имея в наличии хорошие лекарства. Друзья испускали дух под присмотром врачей, в типичных, не дотягивающих до минимальных стандартов медучреждениях Гаити, которые он уже ненавидел.

И все же не только поражение и гибель наблюдал он со своего насеста. Фармер видел зеленые оазисы вокруг общественных колонок Канжи, черпающих воду из кристально чистой подземной речки. Видел общественные туалеты отца Лафонтана, благодаря которым деревня практически полностью избавилась от брюшного тифа. Видел часть территории, где располагалась “Занми Ласанте”, и мог легко дорисовать себе остальное: общежитие и церковь, офис здравоохранительной организации и угол школьного здания, а за рощицей собственноручно им посаженных деревьев – домик для гостей, ремесленную мастерскую и солидное строение, в котором размещалась клиника Бон-Савёр, обновленная на деньги Тома Уайта. Поэтому, возвращаясь взглядом к самой деревне, Фармер обнаруживал, что она уже состоит не только из грубо сколоченных лачуг. Канжи выросла со ста семи хозяйств до ста семидесяти восьми, и склон холма теперь был усыпан домиками.

Мамито, супруга отца Лафонтана и матриарх “Занми Ласанте”, взяла под свое крыло проект по улучшению жилищных условий. Она распределяла материалы, оплаченные Томом Уайтом, и потихоньку организовывала перестройку самых плачевных развалюх. В большинстве домов было всего по две комнаты, во многих еще оставались земляные полы, но почти все обзавелись железными крышами – одни были крашеные, другие ржавые, третьи блестели в ярких лучах солнца. Шесть лет прошло с тех пор, как Фармер впервые попал в Канжи, и вот поселение уже не напоминает лагерь беженцев, а просто выглядит как типичная, предельно бедная гаитянская деревушка.

Дипломы по антропологии и медицине Фармер получил одновременно, весной следующего, 1990 года. Его диссертация удостоилась премии, и университетское издательство согласилось ее напечатать. С самого начала некоторые профессора в медицинской школе – в частности, видный антрополог Артур Клейнман и не менее выдающийся детский психиатр Леон Эйзенберг – прониклись симпатией к Фармеру и смотрели сквозь пальцы на его, мягко говоря, нерегулярные посещения занятий. В течение следующих лет и эти двое, и другие преподаватели защищали его от нападок и академических правил. Живущий ради служения непременно нуждается в поддержке окружающих. И Фармеру многие помогали.