Убить пересмешника - Харпер Ли (1964)

Мистер Джилмер попросил Мэйеллу рассказать присяжным своими словами, что произошло вечером двадцать первого ноября прошлого года, «своими словами, пожалуйста».

Мэйелла сидела и молчала.

– Где вы были в тот вечер в сумерки? – терпеливо начал мистер Джилмер.

– На крыльце.

– На котором крыльце?

– У нас только одно крыльцо, спереди.

– Что вы делали на крыльце?

– Ничего.

Вмешался судья Тейлор:

– Вы просто нам расскажите, что произошло. Вы разве не можете рассказать?

Мэйелла вытаращила на него глаза и вдруг заплакала. Она зажала рот руками и всхлипывала все громче. Судья Тейлор дал ей поплакать, потом сказал:

– Ну хватит. Только говори правду, и никого не надо бояться. Я понимаю, тебе все это непривычно, но стыдного тут ничего нет и страшного тоже. Чего ты так испугалась?

Мэйелла что-то сказала себе в ладони.

– Что такое? – переспросил судья.

– Вон его, – всхлипнула она и показала на Аттикуса.

– Мистера Финча?

Она закивала изо всех сил.

– Не хочу я. Он меня допечет, вон как папашу допек – левша да левша…

Судья Тейлор почесал седую голову. Видно, ему еще не случалось сталкиваться с такой трудной задачей.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Девятнадцать с половиной, – сказала Мэйелла.

Судья Тейлор откашлялся и безуспешно попробовал смягчить голос.

– Мистер Финч совсем не хотел тебя пугать, – пробурчал он, – а если бы и захотел, я ему не дам. Для того я тут и сижу. Ты уже взрослая девушка, сядь-ка прямо и расскажи суду… скажи нам, что с тобой случилось. Просто возьми и расскажи, ладно?

– Она дурочка? – шепотом спросила я Джима.

Джим искоса поглядел вниз, на свидетельницу.

– Кто ее знает, – сказал он. – Разжалобить судью у нее ума хватило, но, может, она просто… ну, не знаю я.

Мэйелла успокоилась, еще раз испуганно поглядела на Аттикуса и повернулась к мистеру Джилмеру.

– Значит, сэр, была я на крыльце, и… и он шел мимо, а у нас во дворе стоял старый гардароб, папаша приволок его на растопку… Папаша велел мне его расколоть, а сам пошел в лес, а мне чего-то немоглось, и тут он идет…

– Кто он?

Мэйелла ткнула пальцем в сторону Тома Робинсона.

– Я бы вас попросил выражаться яснее, – сказал мистер Джилмер. – Секретарю трудно заносить в протокол жесты.

– Вон тот, – сказала Мэйелла. – Робинсон.

– Что же было дальше?

– Я ему и говорю – поди сюда, черномазый, расколи гардароб, а я тебе дам пятачок. Ему это раз плюнуть. Он вошел во двор, а я пошла в дом за деньгами, оборотилась, а он на меня и набросился. Он за мной шел по пятам, вон что. И как схватил меня за горло, и давай ругаться, и говорить гадости… Я давай отбиваться и кричать, а он меня душит. И давай меня бить…

Мистер Джилмер дал Мэйелле немного прийти в себя; она все скручивала жгутом носовой платок, потом развернула и стала утирать лицо, а платок был весь мятый-перемятый от ее потных рук. Она ждала, что мистер Джилмер опять задаст ей вопрос, но он ничего не спросил, и она сказала:

– Ну, он повалил меня на пол, и придушил, и одолел.

– А вы кричали? – спросил мистер Джилмер. – Кричали и отбивались?

– Еще как, я орала во все горло и брыкалась, я орала во всю мочь.

– А дальше что было?

– Дальше я не больно помню, а потом смотрю, папаша стоит надо мной и орет – это кто тебя? Это кто тебя? А потом я вроде обмерла, а потом очнулась, а мистер Тейт меня подхватил с полу и ведет к ведру с водой.

Пока Мэйелла рассказывала, она словно почувствовала себя уверенней, но не так, как ее отец: он был нахальный, а она какая-то себе на уме, точно кошка – сидит и щурится, а хвост ходит ходуном.

– Так вы говорите, что отбивались как могли? Сопротивлялись изо всех сил? – спрашивал мистер Джилмер.

– Ясное дело, – сказала она, в точности как ее отец.

– И вы уверены, что он все-таки вас одолел?