Зеленая миля - Стивен Кинг (1997)

Миссис Хэммерсмит оказалась симпатичной молодой женщиной с усталым лицом и покрасневшими от стирки руками. Она не спросила, по какому я делу, а просто провела через весь дом, пахнущий выпечкой, на заднее крыльцо, где сидел ее муж с бутылкой ситро в руке и нераскрытым номером журнала «Либерти» на коленях. За домом был небольшой, уходящий углом двор. В дальнем конце двое маленьких детей то смеялись, то ссорились из-за качелей. С крыльца было трудно различить, какого они пола, но мне показалось, что это мальчик и девочка. Возможно, даже двойняшки, что придавало участию их отца в суде над Коффи особую личную окраску. Чуть поближе, посреди вытоптанного, усыпанного пометом участка земли, айсбергом возвышалась собачья конура. Но никаких признаков ее хозяина; день был опять не по сезону жарким, и я подумал, что он, вероятно, храпит внутри.

— Берт, вот тебе и компания, — сказала миссис Хэммерсмит.

— Хорошо. — Он взглянул на меня, затем на жену, а потом опять стал смотреть на детей, и стало ясно, что сердце его с ними. Он был очень худ, даже болезненно худ, словно только стал выздоравливать после тяжелой болезни, его волосы начинали редеть. Жена робко положила ему на плечо покрасневшую, распухшую от стирки руку. Он не взглянул и не дотронулся до нее, и она убрала руку. Мне вдруг показалось на секунду, что они похожи больше на брата и сестру, чем на мужа и жену: у него ум, у нее — внешность, но в обоих просматривается некое фамильное сходство, наследство, которого трудно избежать. Позже, уже по дороге домой, я понял, что они совсем не похожи, такими их сделали следы пережитого стресса и давней печали. Так странно, боль оставляет следы на наших лицах и делает похожими друг на друга.

Она спросила:

— Хотите выпить чего-нибудь холодного, мистер…

— Эджкум, — подсказал я. — Пол Эджкум. Спасибо. Что-нибудь холодное — это отлично, мадам.

Она снова вошла в дом. Я протянул руку, Хэммерсмит ответил кратким рукопожатием. Оно было вялым и холодным. Взгляд его оставался прикован к детям в глубине двора.

— Мистер Хэммерсмит, я работаю старшим надзирателем блока «Г» в тюрьме «Холодная Гора». Это…

— Я знаю, что это такое, — перебил он и посмотрел на меня с чуть большим интересом. — То есть главный надзиратель Зеленой Мили стоит на моем крыльце собственной персоной. Что привело вас за пятьдесят миль для разговора с единственным штатным репортером местной газетенки?

— Джон Коффи, — ответил я.

Наверное, я ожидал какой-то сильной реакции (ассоциации с детьми-двойняшками вертелись у меня в голове… да еще собачья конура; у Деттериков была собака), но Хэммерсмит только поднял брови и отхлебнул из бутылки.

— Теперь проблемы с Коффи у вас, так? — уточнил Хэммерсмит.

— С ним не так много проблем, — сказал я. — Он не любит темноты, почти все время плачет, но эти проблемы не мешают работать. Бывает и хуже.

— Много плачет, да? — спросил Хэммерсмит. — Да, я бы сказал, ему есть над чем поплакать. Учитывая то, что он сделал. Что бы вы хотели узнать?

— Все, что расскажете. Я читал ваши очерки в газетах, так что, наверное, мне бы хотелось знать все, что не попало туда.

Он смерил меня острым сухим взглядом.

— Как выглядели девочки? Что именно он с ними сделал? Вас интересуют такие подробности, мистер Эджкум?

— Нет, — ответил я, стараясь говорить мягко. — Меня интересуют не девочки Деттерик, сэр. Бедные малышки мертвы. А Коффи жив — еще жив, — и меня интересует он.

— Хорошо, — кивнул он. — Берите стул и садитесь, мистер Эджкум. Простите, если говорю сейчас слишком резко, но мне приходится часто сталкиваться со стервятниками. Боже, меня самого в этом обвиняли. Я просто хотел вас проверить.

— И как, проверили?