— Харли солгал, чтобы освободить тебя, — сказал кузнец. Это был не вопрос. Он сказал то, о чем не хотел знать, о чем боялся услышать из ее уст, несмотря на те слова, с которых она начала их разговор.

— Да. — Взгляд ее стал совсем печальным. — Вчера мы с ним предали друг друга, Алед, и, конечно, наша помолвка расторгнута. Но наверное, он все-таки еще немного думает обо мне, раз поступил так сегодня утром. Я не могу ненавидеть его. Но я не люблю его и никогда не любила. Просто… мне хотелось замуж, и я подумала, что с ним у меня что-нибудь получится. Это было глупо.

— Значит, мы поженимся, любимая? — спросил он. Сердце его забилось быстрее, дыхание участилось. — Твой отец требует этого, да и преподобный Ллуид тоже потребует, когда узнает. И в самом деле, так будет правильнее всего после вчерашнего. Если скажешь, если так тебе будет спокойнее, я перестану ходить в походы с Ребеккой. Ну так что, мне можно поговорить с преподобным Ллуидом и назначить день свадьбы?

Она улыбалась, хотя взгляд ее был по-прежнему печальным.

— Это самые чудесные слова из всех, какие я когда-либо от тебя слышала, — сказала она. — Драгоценный дар. Позволь и мне в ответ преподнести тебе такой же. Я выйду за тебя, Алед, и сделаю твой дом уютным, и рожу тебе детей, и буду любить тебя до конца своей жизни. И если иногда ты будешь совершать то, что велит тебе совесть, то я буду уважать твои поступки, даже если не смогу с ними согласиться. И я верю, что ты тоже будешь уважать то, что дорого мне. Если ты чувствуешь, что должен поддержать Ребекку, то, значит, сделай это, а я буду сидеть дома и молиться о твоем благополучном возвращении.

Улыбнувшись, они бросились друг другу в объятия — Алед только слегка поморщился, но Сирис постаралась не тронуть раненое плечо. Они простояли, молча обнявшись, несколько минут, пока их внимание не привлек громкий и настойчивый кашель, донесшийся от дома.

В дверях бок о бок стояли Ниниан Вильямс и его жена. У обоих был довольный вид, хотя Ниниан старался напустить на себя свирепость, а миссис Вильямс снова закрыла лицо фартуком.

Они карабкались по холмам, а потом снова спускались в долины. Прошли, должно быть, уже несколько миль. Стояла необычная жара. Трава под ногами была сухой и пыльной.

Алед сказал, что сегодня состоится собрание, а потом, возможно, они пойдут разрушать заставу. Сейчас, чтобы покинуть дом и отправиться на собрание, требовалось больше смелости. Констебли до сих пор не покинули Тегфан. Никто не знал, где они бродят, за кем наблюдают. В прошлый раз они выследили Сирис, хотя она никогда не принимала участия в походах Ребекки. Марджед подумала, что, если они прошли за Сирис весь путь от отцовского дома, значит, немного раньше они должны заметить двоих людей, которые тоже спускались с холма, — Уолдо Парри и ее.

Она была склонна остаться сегодня дома. Но вовсе не из-за страха. Марджед не была уверена, что готова вновь встретиться с Ребеккой. Она тосковала по нему, по его близости, по его любви. Не просто физической любви, хотя с ним это было опьяняюще чудесно, она даже не представляла, что так бывает. Ей казалось, между ними возникла и духовная близость, чувство, что они принадлежат друг другу, что они лучшие друзья, хотя она не знала имени своего возлюбленного и никогда не видела его лица. Ей казалось, что она Ребекке почти как жена. Но только почти.