Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

- Только не через меня, только не через меня,- быстро забормотал Ручечник.- Мне главное, чтобы совесть чиста, я тогда на любом толковище отзовусь...

Глеб пожевал губами, лицо его стало суровым.

- Ты Фокса боишься...- сказал он не спеша.- Напрасно... Тебе пока что меня надо бояться, я тебя скорее погублю, коли ты так...

- Эхма, тюрьма, дом родной!- отчаянно махнул рукой вор.- Отпилюсь на лесоповале - и с чистой совестью на волю! Вы не подумайте, начальнички, что я злыдень такой...- Лицо его сморщилось, казалось, он вот-вот заплачет.- Что я, вам помочь не хочу? Хочу, истинный крест! Но не могу! Я вам вот байку одну расскажу - без имен, конечно, но так, для примеру. Хочете?

- Ну-ну, валяй,- разлепил губы Жеглов.

- Есть такое местечко божье - Лабытнанга, масса градусов северной широты... И там лагерь строжайшего режима - для тех, кому в ближайшем будущем ничто не светит. Крайний Север, тайга и тому подобная природа. Побежали оттуда однова мальчишечки - трое удалых. Семьсот верст тундрой да тайгой, и ни одного ресторана, и к жилью не ходи - народ там для нашего брата просто-таки ужасный. И представьте, начальники, вышли мальчишечки к железке. Двое, конечно.

- А третий? - спросил я.- Не дошел?

Ручечник сокрушенно покачал головой, вздохнул:

- Не довели. За "корову" его, фраеришку, взяли.

- Как это?!- оторопело спросил я.

- Как слышал. Такие у нас, значит, ндравы бывают. Жизнь - копейка. А уж для Фокса - тем более...

Ручечника увели - дальше разговаривать с ним было без толку, он явно предпочитал отсидку встрече с Фоксом. Оставалась Волокушина. Жеглов сбегал, переговорил с ней, и она без особого сопротивления согласилась позвонить Ане. Со связистами все было заранее договорено, и не прошло и часа, как мы сидели в маленькой уютной комнате Волокушиной в Кривоколенном переулке, 21. В комнате даже после обыска было чисто и уютно; массивный торгсиновский буфет сиял промытыми резными стеклами, кружевной подзор на кровати и такая же салфеточка под телефоном топорщилась от крахмала, мраморные слоники - семь штук по ранжиру на буфете - сулили счастье, которого Волокушина так жадно хотела, да не дождалась...

После того как Волокушина позвонила по телефону бабке Задохиной, разговаривать нам было особенно не о чем - инструкции полной мерой были выданы по дороге,- мы сидели молча, думая каждый о своем, и только старший сержант Сафиуллин из отдела связи, приехавший с нами для обеспечения нормальной работы аппаратуры, время от времени проверял, не фонят ли наушники, которые он для нас с Жегловым подключил к телефону параллельно. Конечно, прождать можно было черт те сколько - и сутки, и двое,- но нам повезло: минут через сорок телефон задребезжал, и Волокушина, резко побледнев, сняла трубку. Мы тоже прижали к ушам наушники. Мужской низкий голос прозвучал так, будто звонили из соседней квартиры:

- Света?

- Да, я...- Волокушина глазами, всем лицом, головой показала нам, что это Фокс.

- Где Петька? - требовательно спросил Фокс.

Точно так, как было уговорено, Волокушина зашлась в плаче, сквозь который прорывались отдельные несвязные слова.

- Ты что ревешь, дура? - спросил Фокс злобно.- Говори толком!

- Пе-е-етеньку посадили,- заверещала Волокушина.- Фоксик, миленький, помоги, что же я теперь делать-то бу-у-уду-у?..

- А ты как выскочила? - спросил он подозрительно.

- Его с номерком взяли, на карма-а-ане-е...

- Понял,- сказал Фокс деловито.- Слушай внимательно: я ему помогу, чем возможно.

Раз. Ты больше к Аньке не звони, я тебе потом сам позвоню. Это два. Если тебя лягавые возьмут, молчи, как немая. Тогда выручу. Будешь болтать - язык отрежу.

Все...