Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

- Ну, не знаешь - сейчас узнаешь, - пообещал Жеглов и кивнул Грише: Давай сюда конверт!

Шесть-на-девять протянул Жеглову конверт. Жеглов вынул из него неровный клок газетной бумаги.

- Видишь, бумажка эта была сильно смята, а потом разглажена, - сказал Жеглов. - Это мы ее разгладили. А до того, как мы ее разгладили, вот этот товарищ... - Жеглов показал на меня, - нашел ее в скомканном и слегка подпаленном виде под окном товарища Фирсова, тобою подстреленного...

Говоря все это, Жеглов примерял обрывок к верхней газете, к неровному ее краю.

Когда наконец в одном месте обрывок аккуратно сошелся с краем, Жеглов довольно ухмыльнулся:

- Бумажечка скомканная - это пыж, дорогой мой гражданин Шкандыбин, пыж из твоего ружьишка, которое мы теперь несомненно разыщем. Погляди, полюбуйся, как бумажечка к твоей газете подходит - вот отсюда, с этого самого местечка, ты ее и оторвал, когда снаряжал свой поганый патрончик. Да не вышло - с МУРом, брат, шутки плохи!..

- Сколько скостят, если я ружье сам выдам? - глухо спросил Шкандыбин.

- А вот это уже мужской разговор. Я ж тебе с самого начала предлагал нам сэкономить время, - коротко всхохотнул Жеглов и уверенно закончил: Треть, я думаю, скостят непременно, сам позабочусь!..

Стемнело совсем. За окном, не переставая, моросил мелкий слякотный дождик, в кабинете было холодно, у меня даже ноги замерзли, и, когда я сказал об этом, Жеглов рассмеялся: "Зато летом будет не жарко, с улицы раскаленной сюда вваливаешься, как в рай божий..." Это не слишком меня утешило, но отвлекаться было некогда - вызов следовал за вызовом, телефон звонил непрестанно.

- Я отлучусь ненадолго, - сказал Жеглов, одернул гимнастерку, причесался перед зеркалом, вделанным почему-то во внутреннюю дверцу сейфа, и испарился.

Не успели еще затихнуть его шаги в длинном коридоре, как зазвонил телефон.

Я снял трубку:

- Оперуполномоченный Шарапов слушает. Докладывал дежурный из 37-го отделения:

- Явился к нам тут гражданин один, сам он строитель. Сегодня ремонтировали домишко на Воронцовской и в стене, под штукатуркой, как дранку вырвали, тайник обнаружился, а в нем банка стеклянная... Алло...

- Слушаю, слушаю, - торопливо сказал я.

- Двадцать золотых десяток захоронено, николаевских...

- Ну?..

- Напарник этого гражданина - он же первый банку и вытащил - дал ему пять червонцев и велел помалкивать. А остальное золотишко себе забрал. Какие будут указания?

- А какие указания? - удивился я. - Брать надо этого шкурника с поличным, и все дела...

- Есть! - сказал дежурный и положил трубку. И вот тут-то меня взяло сомнение:

сегодня я уже не раз имел случай убедиться, что некоторые вещи, которые выглядели бесспорными и очевидными, с точки зрения уголовного розыска оказывались не такими уж простыми и требовали решений, вовсе не обязательно вытекавших из житейского опыта. Я еще подумал, что дежурный 37-го отделения не первый, наверное, день в милиции, а счел нужным запросить указаний - значит, дело не представляется ему таким простым, как мне кажется... Я покряхтел немного и набрал номер нашего коммутатора, вызвал тридцать седьмое. Дежурный отозвался немедленно.

- Алло, - сказал я натужно и покашлял. - Это Шарапов из МУРа, насчет золотишка...

- Сей секунд выезжаем, - отрапортовал дежурный.

- А ты погоди, - сказал я. - Тут, может, с кондачка решать не стоит. Я, понимаешь, человек здесь новый...

- Да-а? - радостно удивился дежурный. - Вот и я тоже новый, вторую неделю всего-то и дежурю, таких дел еще не встречалось! И начальства никакого, как на грех, нету...

- Вот и погоди, - степенно сказал я. - А то мы стобой еще наворотим, чего, может, не надо. Я сейчас посоветуюсь, не отходи...