Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

- Так и получается - людей у меня совсем мало, и тех-то уголовщина в лицо наперечет знает...

- Так это же хорошо?! - удивился я.- Хорошо, что в лицо знают?

- Чего ж хорошего? Вот патрулирует свою зону сотрудник в троллейбусе, заскочил туда щипач. Он первую остановку вообще ничего не делает, а только осматривается.

Пригляделся, увидел нашего сотрудника, раскланивается с ним чинно здрасьте, Петр Иваныч - и на следующей остановке выскочил...

- И вы их отпускаете?

- А что прикажете делать? Иногда задерживаем на полдня, беседу проводим - он несколько дней после такой встречи таится. А потом снова вылазит на охоту.

- А у вас есть фотография Кирпича?

- Конечно. Это Константин Сапрыкин, двадцатого года рождения, трижды судим, пять месяцев назад за паразитический образ жизни и отсутствие определенных занятий выслан из Москвы за сто первый километр, но, по имеющимся у меня данным, он регулярно обитает в городе...

- Кондрат Филимонович, а почему у него такое прозвище?

Майор Мурашко пожал щуплыми плечиками:

- Трудно сказать. Может быть, потому, что у него голова такая прямоугольная.

Длинная, бруском...- Он перелистал толстый альбом, потом на несколько страниц вернулся назад.- Вот он, полюбуйтесь на красавца...

По фотографии было не видать, что у Сапрыкина голова бруском: просто длинное лошадиное лицо с тяжелой челюстью, маленькими глазами, полностью смазанными с лица тяжелыми скулами и нависающими бровями. Курносый нос с широкими ноздрями...

Напоследок Мурашко пообещал:

- Я своим ребятам скажу. Коли попадется кому Кирпич, к вам доставим...

Когда я вернулся в отдел, Жеглов встретил меня весело:

- Ну, как успехи, сыскной орел?

- Да успехов пока никаких. Я с Мурашко разговаривал...

- И что тебе рассказал наш Акакий Акакиевич? - засмеялся Жеглов, и, видимо, ему самому понравилась эта шутка, потому что он повторил: - Майор милиции Акакий Акакиевич...

А мне шутка не понравилась, и я сказал, глядя в сторону:

- Мне он не показался Акакием Акакиевичем. Он человек порядочный. И за дело болеет. По-моему, он хороший человек...

И совершенно неожиданно вдруг подал голос Пасюк:

- Я с Акакием Акакиевичем не знався, но Мурашко свое дело добре робыть. Я знаю, што его щипачи як биса боятся, хочь он и есть такой чоловик малэнький. Это ты, Глеб Георгиевич, с него зря смеешься...

- Если он так замечательно робит, что же ты к нему не пойдешь в бригаду? - спросил Жеглов, поглядев на Пасюка искоса.

- Бо у мене пальцы товстые! - протянул к нам свою огромную ладонь Пасюк.- Мне шо самому в щипачи, шо ловить их - невможно, бо я ловкости не маю.

Мы с Жегловым расхохотались.

- А у тебя какие пальцы? - спросил Жеглов.

- Щипать не смогу, а вот насчет поймать - есть идея,- сказал я, улыбаясь.

- Давай обсудим,- кивнул Жеглов.

- Я Сапрыкина хорошо запомнил по фотоснимку. Мне надо поездить на его маршрутах и постараться поймать за руку во время карманной кражи - тогда нам легче будет заставить его разговориться по части браслета Груздевой...

Жеглов задумчиво смотрел на меня, лицо его было спокойно и строго, и ничего я не мог по нему определить: нравится ли ему мой план, или считает он его полнейшей ерундой и глупистикой, или, может быть, планчик ничего, его надо только додумать до конца? Ничего нельзя было прочитать на лице Жеглова во время бесконечной паузы, к концу которой я уже начал ерзать на стуле, пока вдруг не перехватил взгляд подмигивающего мне одобрительно Пасюка, и понял я этот взгляд так, что надо сильнее напирать на Жеглова. Но Жеглов сам разверз уста и сказал коротко, негромко, четко:

- Молодец, догадался...