Стая - Сергеева Оксана (2014)

— Ничего я не думаю, — отреклась девушка от своих мыслей. – Что в тебе можно найти нового?

— Только не надо говорить таким жалостливым тоном. Это не в твоем духе, — сухо и цинично

сказал Денис.

— Неужели я не заслужила хотя бы уважения?

— Верочка, а ты не солдат, ты – доброволец. – Он уже стоял в прихожей, одетый в пальто, и

оглядывался в поисках ложки для обуви.

— В тумбочке, — подсказала Вера, — в верхнем ящике.

Денис не двинулся с места. Никогда не шарил у Веры по шкафам и сейчас не собирался. Девушка

фыркнула. Резко дёрнула на себя ящик и вытащила ложку с таким видом, что Шаурин боялся

получить ею по лбу.

— Спасибо.

Выступление Верочки, в общем-то, не удивило. Она, вероятно, почувствовала его раздражение и

разнервничалась. Сам Денис тоже, вместо того чтобы нежиться в приятных эмоциях пережитой

ночи, бродил необъяснимой злостью. Желание покинуть эту квартиру горело в нем так сильно, что

если бы на улице лежал снег, то Шаурин оставил бы на нем свои протаявшие следы.

Но снега на улице не было. Только земля залубенела и яркое, но уже беспомощное ноябрьское

солнце не в силах было ее отогреть. Выйдя на улицу Денис глубоко втянул воздух. Дышался он

легко, словно пился, как вода. Не хотелось сразу садиться в машину — как будто в холодном салоне

его настигнет духота, — но стоять здесь, у этого дома, хотелось еще меньше.

***

Шаурин не любил зиму.

Но осень он не любил больше – за слякоть, за лужи, за сырой промозглый ветер. Оттого хотелось, чтобы она, зима, пришла быстрее и прикрыла всю грязь белым саваном. Может быть, поэтому и

настроение у него такое; поэтому в груди тоскливо сжималось, потому что за окном тоже – тоскливо.

Деревья без листвы стояли сиротливо и обездоленно. Их ветки, хрупкие, закоченелые от холода, стали похожи на проволоку. Только ели невозмутимо зеленели. Им было все равно, какой месяц на

календаре.

Хотел бы Шаурин быть таким же невозмутимым – всегда. Чтобы ничего не тревожило и не касалось

сердца.

Не всегда он сразу и легко реагировал на обстоятельства, как сейчас. Раньше, каждая новая перемена

– как новая жизнь. Сколько у него их было, таких маленьких новых жизней…

Считать не пробовал.

Чертыхнулся про себя. Сейчас ему было чем заняться и о чем подумать; сейчас имелись конкретные

проблемы, требующие четких решений, а он вместо этого громоздил в голове мысли о тоске и

невозмутимых елях. Смотрел в окно и под грубоватый голос Маркелова предавался непонятному, несвойственному ему унынию.

А вот вам, бабушка, и Юрьев день!

У клуба остановилась черная машина. Минутой позже из нее вышла Юля. Денис тут же отметил про

себя, что надо сказать Самарину, чтобы тот не возил ее на переднем сиденье. Опасно это.

Затушил в пепельнице сигарету, не выкуренную и до половины. И курить-то не хотелось. Затянулся

всего пару раз. Нужно было чем-то заняться, пока Маркелов висел на телефоне.

Наконец щелкнул рычаг, Андрей положил трубку.

— Наговорился? – повернувшись, спросил Денис.

— Не проконтролируешь людей – обязательно накосячат.

— На то они и люди – чтобы косячить. Главное, чтобы это не сильно дорого обходилось.

— В том-то и дело. Я, кстати, у Карпова был сегодня. А он ничего, бодрячком. Ты ему сказал, что

следующий бой тоже его или бережешь от впечатлений?

— Я тоже у него был. А чего бы у Семеныча и не бодрячком. Лежит как в райских кущах. Сказал, конечно.

— А он что?

— Настраивается.

За дверью прошуршало. Через мгновение появилась Юля. Бодро впорхнула, словно птичка, которую

спугнули с ветки.

— Привет.

— О, здорово, Юль! Тебя каким ветром?..

— Попутным, Андрюша, попутным. Я хотела в тренажерный зал сегодня сходить. А то погода на